Так оно и было.
Собака
А потом случилась история с собакой, и у всех немного помутился рассудок.
Однажды ночью издалека, со стороны дамбы, донесся жалобный, леденящий душу вой, у людей по коже побежали мурашки, многие перешептывались: «Это он!»
Если идти вверх по реке, против течения, то за городком дона Камилло подряд стоят три небольших села: Рокка, Казабручата и Стоппье. Тремя месяцами ранее ходили слухи, что в Стоппье по ночам слышен вой собаки, наподобие волчьего. Но тогда никто не поверил, все решили, что это просто пьяные бредни. Потом вой услышали жители Казабручаты, и тут все заволновались. Затем настал черед жителей Рокки не спать по ночам. Теперь уже этим росказням верили все, и, когда посреди ночи заунывный собачий вой разбудил жителей городка, многие от ужаса в холодном поту подскочили в своих постелях.
То же повторилось и на следующую ночь, и многие крестились, заслышав вой, потому что было в этом звуке больше от человеческого стона, чем от звериного воя.
Люди ложились спать в тревоге и не могли уснуть, потому что ждали, когда он раздастся. Вой не прекращался. Решено было перейти в наступление. Однажды утром двадцать человек с ружьями вышли на дамбу. Они прочесали все окрестности и стреляли по всем кустам, где хоть что-то шевелилось, но так ничего и не нашли. А ночью снова раздался вой.
Не увенчалась удачей и следующая вылазка. А третьей уже никто не предпринимал, потому что всем было страшно даже при свете дня.
Женщины кинулись к дону Камилло, умоляя его пойти и освятить дамбу, но дон Камилло отказался, сказав, что по части псов надо обращаться к собаколову, а не к священнику.
— Видать, и в Ватикане страх превыше всего, — язвительно заметила видная девица по имени Карола, невеста Шпендрика.
Тогда дон Камилло вытащил здоровенный кол из огородной грядки и направился к дамбе. Женщины следовали за ним на некотором расстоянии, но, не доходя до дамбы, они остановились и ждали. Дон Камилло поднялся на дамбу, пошел направо, пошел налево, пошевелил своим колом каждый куст и, наконец, вернулся.
— Никого там нет.
— Ну раз вы уж дошли до дамбы, — заявила Карола, — то могли бы и покропить немножко, на это много сил не нужно.
— Ты язык-то попридержи, а то я тебя покроплю немножко, со всей женской секцией СИЖа[40]впридачу, — пригрозил ей дон Камилло. — А если собака вам мешает спать, заткните уши ватой, и будете спать сладко, как я. Беда в том, что для спокойного сна нужна чистая совесть, а у многих из вас она не чиста. Лучше бы в церковь почаще ходили.
Карола затянула «Красное знамя»[41]. Впрочем, пение ее продолжалось недолго, так как дон Камилло запустил кол ей вслед.
А ночью опять послышался вой, и в этот раз даже дон Камилло со своей чистой совестью не смог заснуть.
* * *
На следующее утро дону Камилло повстречался Пеппоне.
— Я слышал, — сказал он, — вы вчера ходили посмотреть, что там за пес. Я тоже ходил, но ничего не увидел.
— Если собака воет на дамбе по ночам, то значит ночью она там есть, — пробормотал дон Камилло.
— И?
— И тот, кто хочет ее найти, должен идти на дамбу ночью, когда собака там, а не днем, когда ее там нет.
Пеппоне пожал плечами.
— Кто ж туда ночью-то пойдет? Все боятся так, будто это черт рогатый.
— А ты? — поинтересовался дон Камилло.
Пеппоне поколебался.
— А вы? — спросил он.
Некоторое время оба шли молча.
— Если бы кто-нибудь составил мне компанию, — прервал молчание дон Камилло, — я бы сходил.
— Ну и я, — парировал Пеппоне, — если бы только кто-нибудь согласился пойти со мной. Только трудно такого найти.
— Точно, — согласился дон Камилло, бессовестно игнорируя тот факт, что если двое ищут себе спутника, то проблема решается автоматически.
Несколько минут они растерянно смотрели друг на друга.
— Ну что, значит, сегодня после девяти? — окончательно сдавшись, развел руками Пеппоне.
Они встретились после девяти и, соблюдая предосторожность, прошли по виноградникам. Будь у них с собой усилитель звука, их сердца грохотали бы, как пулемет в пылу сраженья. Дойдя до дамбы, они сели под каким-то кустом и, сжимая в руках двустволки, стали ждать.
Время шло. Было тихо, как на кладбище. Из-за облаков выглянула луна и осветила печальный пейзаж.
И тут раздался вой. От этого протяжного цепенящего звука сердце застыло в груди у дона Камилло и у Пеппоне. Вой шел со стороны реки. Осторожно пробираясь меж кустами, дон Камилло и Пеппоне поднялись на дамбу, как солдаты, выходящие из окопа навстречу врагу.
Вой повторился, сомнений быть не могло — он шел из зарослей тростника, шагов на двадцать от берега уходивших в воду. Оба вглядывались туда изо всех сил, но смотреть было трудно: луна отражалась в воде и слепила глаза. Внезапно они ясно различили двигающуюся тень и тут же взяли ее на мушку.
Как только вой зазвучал опять, раздались выстрелы, и завывание сменилось жалобным скулением.
Тогда страх их отпустил, они скатились с дамбы и побежали к тростнику. Дон Камилло, подобрав полы сутаны, вошел в воду, Пеппоне за ним.
В самой середине тростниковых зарослей они нашли раненого черного пса. Пеппоне осветил его фонариком.
Это был хороший пес, он сразу лизнул Пеппоне в руку, и тому расхотелось в него стрелять.
— Вы попали ей в лапу, — сказал Пеппоне дону Камилло.
— Это мы вместе попали ей в лапу, если уж на то пошло, — уточнил дон Камилло.
Пеппоне ухватил собаку за ошейник и приподнял. Под ней в воде плавал мешок, зацепившийся за тростник. Дон Камилло подтянул его к себе. Это был большой мешок, сшитый из военного непромокаемого брезента, отвердевшего от воды.
Пеппоне перерубил ножиком стянувшую мешок проволоку. В ту же секунду он вскочил, побледнев, и уставился на дона Камилло.
— Вечная история, — тихо сказал тот. — Порешили человека, засунули в мешок, да и кинули в реку. А у человека была собака. Она прыгнула вслед за хозяином в воду и поплыла. А мешок несло течением вниз. Он зацепился за тростник у Стоппье, затем у Казабручата. Днем псина пряталась или искала себе пропитание, ночью возвращалась к хозяину. Сколько же времени она выла по ночам? Слышали-то ее только тогда, когда мешок застревал у деревни.
