Послышался удар. Телефон, очевидно, упал. Я несколько раз повторила «алло», и в конце концов подошла Флора и прошептала:
– Женщина, которая пришла… Обожемой…
– Кто это? – не поняла я.
– Жена Мака, – сказала Флора.
– Не может быть, – проговорила я, но тут же поняла, что очень даже может, и спросила: – Что делает Дел?
– Обнимает ее.
Тут связь оборвалась. Но я чувствовала себя уже лучше – я знала, что не одинока в своей незадачливости, что люди во всем мире так же, как и я, садятся в лужу… И мне стало от этого легче. Я ощутила прилив любви к Флоре и Дел и вообразила вдруг, что в знак моей неослабевающей привязанности куплю им обеим по сумочке от Прада. Но тут же поняла, что никогда этого не сделаю.
Алекса нигде не было видно. Я набросила саронг – теперь уже должным образом выгоревший – и пошла к стойке регистрации, чтобы узнать, в каком номере остановился Эд. Я не знала, что ему скажу, и все же хотела воспользоваться моментом, пока после разговора с Флорой и Дел еще оставалось немного чувств.
Мне указали номер Эда. Там было тихо – и темно. Он, похоже, лег вздремнуть, что не очень-то меня удивило. Эд любил вздремнуть при всяком удобном случае и этим по-своему напоминал Винни-Пуха. Эд может спать в эпицентре циклона.
Я подошла и села на кровать. Личность на кровати села и завопила. Я тоже. Это была Черил.
Мы уставились друг на друга.
– Как мило встретить вас здесь, – наконец выговорила я, что вполне отражало состояние моего духа.
– И вас тоже, – сказала Черил. Вряд ли она действительно так считала.
– Как вы здесь оказались? – спросила я.
– Нас послал Хесус.
«О боже, – подумала я, решив, что речь идет об Иисусе, – она одна из этих».
– Он сообщил нам, что вы сменили гостиницу, – сказала Черил.
– Ах, Хесус, – успокоилась я. – Но я хотела спросить другое – зачем вы приехали?
Она ответила, что приехала излить на меня свое энергетическое поле.
– Ладно, – сказала я и стала расхаживать по комнате в стиле Шерлока Холмса. – Это можно устроить. Вы с Эдом?..
– Нет, – сказала она. – Мы с Эдом не нравимся друг другу. У них здесь хорошее обслуживание?
– Не уверена, что у них тут вообще есть обслуживание. – Я отхлебнула из ее бутылки минеральной воды. – Почему Эд вам не нравится?
– Ну, насколько я понимаю, моему естеству он нравится. Но он не нравится моему эго, потому что я Эду не нравлюсь.
– Понятно, – сказала я. – Так вы сюда приехали, чтобы показать нам, где раки зимуют? Мы этого, кажется, заслужили.
– Это очень отрицательное отношение.
– А у вас оно положительное?
– Я подумала, – сказала она, – что проведу остаток жизни, размышляя о том, что я сделала не так. И потому решила приехать сюда и выяснить это. – С этими словами она ударилась в слезы. Безудержно зарыдала. Я не знала, куда и смотреть. Подумала, что, возможно, нужно подойти и обнять ее, но потом решила, что это будет довольно нелепо – как если бы человек влюбился в того, кто похитил и мучил его. Наконец я сказала:
– Вы все сделали так.
Я и впрямь так считала. И думала, как бы это донести до нее.
– Алекс и я, – сказала я, – мы… – Я не могла придумать слово. – Мы испорченные. К вам это не имеет никакого отношения.
А потом сказала:
– Алекс любит вас. Он сказал мне. – Но от этого она завыла еще громче.
– Вы счастливы вместе? – спросила Черил между рыданиями.
Я поймала себя на том, что состроила рожу, как бывает в школе, когда тебя вызывают в кабинет директора. К счастью, Черил на меня не смотрела. Я прижала руку ко рту и разгладила мышцы лица.
– На этот вопрос я не могу ответить, – сказала я, но она лежала и ждала ответа. Наконец я ответила: – Это все равно что спрашивать Эйнштейна, будет ли дважды два четыре.
– Что-что? – сказала Черил.
– Это слишком просто.
Возникла небольшая пауза. Потом я сказала:
– Счастливы. Ведь так и предполагается, да? Делать друг друга счастливыми.
– Делать друг друга счастливыми вовсе не предполагается, – усмехнулась она над этим свидетельством моей тупости.
Я еще раз отхлебнула минералки и спросила:
– Что дальше?
– Мы поговорим все вместе, – сказала она. – Обсудим всё вчетвером.
– Вы это серьезно?
– Серьезно, как сердечный приступ.
– Они на улице, – сказала я Алексу. – Стучат в дверь.
– Вдвоем? – спросил он.
– Да.
– Скажи им, пусть проваливают.
Я раздвинула шторы и высунула голову в окно. Черил и Эд стояли в обрамлении розовой бугенвиллеи, как в брачном будуаре. Мне пришло вдруг в голову, что они хорошо подходят друг другу.
– У Алекса нет настроения общаться, – сказала я.
– Скажите ему, что нам нужно поговорить, – попросила Черил.
– Они хотят поговорить, – сказала я Алексу.
– Спроси у Черил, какую часть из сказанного «нет» она не поняла. «Н» или «е»? Или «т»? – ответил Алекс, буквально забравшись в шкаф в своем желании избежать встречи.
Я спросила.
Черил состроила рожу.
– Обычно это я говорила так Алексу, – сказала она. – Послушайте, здесь слишком жарко. Я вернусь к кондиционеру.
Она ушла, понурившись. К окну подошел Эд и сказал:
– Привет, детка.
Я вышла на веранду.
– Эд, – сказала я, – какой ужас. Не делай этого.
Я замолчала, потому что пришел официант с подносом чая и поставил его на стол на веранде. Наверное, заказ Алекса.
Официант удалился.
– Выпей чаю, – сказала я.
– Я по тебе соскучился, – ответил Эд.
– Ар-р-р-р-х! – вскрикнула я, но не очень громко. Про себя. Больно. Обожемой – как это больно.
Кажется, чувство вины? Я имела очень слабое представление об этом чувстве. Возможно, это вовсе и не чувство вины. А, например, чувство утраты. Но в любом случае мне хотелось от него избавиться. Мне хотелось, чтобы Эд ушел. Тем не менее я налила ему чаю и протянула чашку.
– Эд, – сказала я, – откажись от меня, пожалуйста.
– Можешь не беспокоиться, – ответил он. – Я уже, слава богу, отказался. Только надо было сделать это много лет назад. Когда я впервые заметил, насколько ты поглощена собой. Когда понял, что ты никогда уже не повзрослеешь. Ты похожа на подростка, который думает, что он первым в мире испытал боль. А ведь ты никакая не особенная и ровно ничем не отличаешься от других. Нам всем больно. А ты думаешь только о себе. Только! Только о себе, пытаясь доказать себе, что у тебя все в порядке. А ведь у тебя и в самом деле все в порядке. Ничего страшного. Быть может, теперь ты сумеешь наконец повзрослеть.
