У месье Лорана глаза на мокром месте, он гладит своего воспитанника по головке и вздыхает.
— Желаю вам удачной дороги, ваше высочество. Не забывайте про месье Лорана из Парижа.
Сын спешит ко мне похвалиться подарком. Я благодарю месье Лорана за столько лет службы.
— Когда мы только познакомились, я думала, нам не избежать ссор. Теперь могу сказать, что ошибалась.
К нам подходит Адам, и Франц протягивает ему уточку.
— Это мне месье подарил! — восклицает он.
— Очень красивая! О, да это селезень! — Адам с большим интересом рассматривает подарок месье Лорана. — И как его зовут?
Франц надувает губы и задумывается.
— Симон?
— Утенок Симон! — одобряет Адам и возвращает игрушку. — Не угодно ли будет вам с Симоном сесть в карету?
Мальчик убегает, а Адам подает мне руку. В Вену нас будет сопровождать эскорт из семисот с лишним солдат. А через два месяца с остальной частью своей армии вернется отец.
— Путь неблизкий, — предупреждает Адам, подсаживая меня.
— Да.
Пять лет назад я уже проделала такой путь, но при совершенно иных обстоятельствах. Тогда я не знала даже, суждено ли мне вернуться. Теперь я думаю о невероятности всего, что за это время произошло: вторжение Наполеона в Россию, его обескровленная армия, война Шестой коалиции против него — на этот раз успешная.
Кто-то из солдат приносит Франца с Симоном в карету, а я думаю обо всех отдавших жизнь за престол моего мужа. За мой престол. С другой стороны, не будь стольких жертв со стороны французов, я бы сейчас домой не ехала. И как во всем этом разобраться? Как наслаждаться счастьем, доставшимся ценой такого несчастья?
— Ни с кем больше не хочешь проститься? — спрашивает Адам.
— Только с отцом.
Отец подходит к королевскому экипажу с высокими застекленными окнами в золотых рамах, и я выставляю руку в окно. Он приехал. Как и обещал.
— Береги ее! — наставляет отец Адама строгим голосом. — В мои планы не входит потерять ее во второй раз.
Адам глубоко вздыхает и улыбается.
— В мои — тоже.
В воздух взлетает кнут, и отец сжимает мне руку.
— Auf Wiedersehen.
— Auf Wiedersehen! — кричит мой сын, а экипаж уже тронулся с места.
Я откидываюсь на бархатные подушки и в последний раз смотрю на Париж. Мы проезжаем недостроенную наполеоновскую арку в начале Елисейских полей, и сын возбужденно дергает меня за рукав.
— Maman, смотри!
Да. Справедливости ради надо признать, что Наполеону достался город, разоренный войной, и он сделал из него настоящее сокровище. Он ведь строил не одну эту арку в честь своей победы над австрийцами — на его счету мост Аустерлиц, дворец Броньяр, рю де Риволи, которая тоже пока не достроена. И хотя все это делалось, чтобы прославить самого себя, ему удалось создать что-то бессмертное. Именно за этим он сюда и пришел.
Глава 32. Полина Боргезе
Вилла Лозер
Ноябрь 1814 года
В первый момент я не могу поверить.
— Это ваши деньги от месье Диона, — говорит Поль, — а тут письмо, подтверждающее выплаченную им сумму.
— Ты что же, думаешь, я могла бы обвинить тебя в воровстве? — кричу я.
Он пожимает плечами.
— Не знаю.
Я оглядываю гостиную, где стоят сундуки с вещами, и вижу, что он собрал их не для того, чтобы ехать на Эльбу, а для возвращения на Гаити. Но стоит мне представить себе жизнь без Поля, как я понимаю, что это совершенно невозможно. Он всегда был рядом. Он меня не бросит!
— Ну пожалуйста, поедем со мной на Эльбу! — умоляю я.
— Прошу меня извинить, но я больше не могу.
— Но почему? — рыдаю я.
Он поднимает два сундука и идет к выходу.
— Потому что я уже и так просидел тут на два года дольше, чем было обещано. Потому что рабство по-прежнему болезнь этой империи. И потому что я хочу домой. Желаю вам удачи, ваше высочество — во всем. — В его глазах холод. — Я собирался уехать сразу, как вы вернетесь из Фрежюса. — Он делает паузу. — Но мне было интересно посмотреть, сумеете ли вы расстаться со своими мечтами о господстве после того, как рухнули аналогичные мечты вашего брата.
— Ну пожалуйста… Я ведь могу измениться!
— Но не станете.
Он обходит меня и выходит в дверь. Снаружи его ждет наемный экипаж. Я висну на его руке.
— Но Поль, ты мне нужен!
Мы тринадцать лет не расставались!
— Тогда едем на Гаити.
И это — когда мой брат нуждается в помощи?
— Не могу.
— Я знаю. Вы же из Бонапартов. Ваше честолюбие этого не допустит.
— Что ты знаешь о честолюбии? — воплю я ему вслед, и он замедляет шаг. — Да если бы не мое честолюбие, ты бы так и сгинул в своем Сан-Доминго! Сосед тебе писал, что всю твою родню французы поубивали, да? — Поль поворачивается. Он готов меня прикончить, но мне плевать. Я и так слишком долго его оберегала от правды. — Так вот знай: это были твои же соплеменники. Они убили всю твою семью — и мать, и брата с отцом.
Он мотает головой.
— Это неправда!
— Когда моему брату пришло это известие, я настояла, чтобы он тебе не говорил. Можешь спросить тех, кто при этом присутствовал, — с вызовом объявляю я. — Возвращаться в Сан-Доминго без покровительства — это самоубийство. А я бы тебя сделала тамошним королем…
— Что?! — кричит он. — Королем острова, потерявшего сто пятьдесят тысяч человек во имя свободы? И вы думаете, что даже если бы это было осуществимо, я бы на это пошел?
От такой неблагодарности я теряю дар речи.
Он оставляет меня в дверях и свистит кучеру.
— Готов?
Тот приподнимает шляпу.
— Жду ваших распоряжений.
— Погоди! — кричу я, но он меня больше не слушает. — Пожалуйста… — Он закрывает дверь. После этого карета отъезжает, а я сползаю на пол. — Поль! — кричу я, и ко мне мгновенно подбегает моя левретка.
Она забирается мне на колени и преданно смотрит в мое лицо, а я все плачу.
Всю дорогу до Эльбы я в оцепенении. Без Поля мир лишился красок, все вокруг стало серым. Мне недостает его ума, его чуткости, его смеха… Но он вернется. Только бы брату удалось повторно завоевать Сан-Доминго и сделать Поля его королем… Гаити мог бы стать идеальным пристанищем, нас бы там никто не достал; мы были бы в полной безопасности.
Ну ничего, как только Поль узнает, что на самом деле произошло с его родными, он следующим же кораблем вернется во Францию. Ему, конечно, сообщили, что вся семья погибла, но он еще не представляет себе степень варварства своих соплеменников.
