что Хизер и ребенок, которого я вынашивала, тоже войдут в этот список.
Марсия всегда была немногословна и редко заговаривала первой, но она охотно подключалась к карточным играм и смеялась вместе со всеми. Мне нравилось видеть ее счастливой. Я знала, что мое существование – это часть болезненной главы в ее жизни, но она была слишком добра, чтобы признать эту связь.
Поэтому, когда я сидела со Стейси, чувство вины не давало мне покоя.
– Когда мы с Крисом взрослели, – призналась я, – и начинали узнавать об измене, о том, что сделали мама и папа… нам становилось так плохо. Мы совершенно не понимали, что́ мы символизировали, когда твоя мама нянчилась с Крисом или когда вы приходили к нам домой. В детстве вы никогда не смотрели на нас с обидой. И до сих пор вы, ребята, не видите во мне ни приемную сестру, ни сводную. Я ваша сестра, и я это чувствую. И Хизер это чувствует. Вы никогда не злились, не ревновали и не относились ко мне и Крису плохо. Вы никогда не срывались на нас, хотя это было бы вполне логично.
– Разве ты не понимаешь? – ласково сказала Стейси, протягивая свою руку к моей. – Все дело в том, кто нас вырастил.
Пока она говорила, по моему лицу текли слезы. – Мама оградила нас от всего этого. Правда, у нас было не так много денег, и иногда из-за этого приходилось нелегко. – Она посмотрела в сторону гостиной, где сидела Марсия, сосредоточенно перебирая пряжу и спицы, и понизила голос: – Может быть, в нашем доме не всегда была безупречная чистота и маме бывало непросто организовать быт. Быть матерью-одиночкой и успевать за шестью детьми – тяжелая работа. Но она всегда дарила нам много любви, и мы поняли, что это самое ценное, на что мы могли надеяться. Возможно, у вас с Крисом было лучше в финансовом плане, но нам досталась гораздо более выгодная сделка.
Пока работа над сценарием подходила к концу и еще не начались съемки «В диких условиях», у нас появился повод снять совершенно другой фильм. Через день после предполагаемой даты родов у меня начались схватки. Роберт снимал на видео весело оформленную больничную палату и каждый шумный аппарат, подключенный ко мне, а также попеременно мое выражение восторга и готовность к боли с широко раскрытыми глазами, сопровождая все это своими типичными шутливыми комментариями.
Я заявила о своем намерении продолжить чистую полосу жизни без применения анестезии во время родов. Вскоре я сменила позицию и сказала, что, конечно же, заслуживаю синтетического облегчения после того, сколько я продержалась, теперь, когда мне предстояло пропихнуть нечто размером с арбуз через нечто размером с яблоко.
– Не мог бы ты найти анестезиолога? – Я увидела свое жалостливое выражение лица через объектив камеры.
– О да, да, извини, – сказал Роберт, опуская камеру. – Ты уверена?
– Господи, да! – Я вздрогнула и сгорбилась изо всех сил, когда в мой пупок попыталась пролезть нога.
После того как меня навестила фея эпидуральной анестезии, в моем мире снова стало хорошо, мирно и правильно. Роберт держал меня за руку и помогал дышать. Было приятно провести это тихое время вместе. Я отказала его матери в просьбе присутствовать в палате во время родов и знала, что она расстроилась. На самом деле я бы не возражала против ее присутствия, но я была категорически против нахождения в палате моей матери. Мы с Робертом решили, что для нас будет меньшим стрессом обойтись без приглашений и объяснений, а просто сделать общее заявление, что мы хотим, чтобы нас было только двое.
Наша девочка появилась на свет примерно через час после того, как врач велел мне начать тужиться. Медсестры почти сразу же приложили ее к моей груди, как я и просила, и я попыталась успокоить ее, пока она плакала. Я приложила ее к груди, чтобы узнать, сможет ли она выпить немного молока, но было еще слишком рано. Медсестра забрала ее быстрее, чем я ожидала. Они надели бирку ей на руку и вынесли ее из палаты, чтобы помыть и взвесить. Врач улыбалась, продолжая работать со мной. Происходящее казалось вполне обычным.
В палату начали заходить родственники и друзья. Врач на мгновение исчезла, пока медсестра заканчивала меня мыть. Кто-то привел Хизер, и, хотя я надеялась, что она не увидела ничего такого, что оставило бы глубокий след на всю жизнь или привело к тому, что она пообещала бы себе никогда не заводить детей, я была рада ее видеть.
Затем в палату вошла медсестра, которую я никогда раньше не видела. Она представилась именем – которое я не запомнила – и сказала, что работает в отделении интенсивной терапии новорожденных. Это я уже поняла.
– Где мой ребенок? – спросила я.
Медсестра оглядела палату и попросила кого-нибудь увести Хизер. Хизер посмотрела прямо на меня.
– Нет. Она может остаться. Что случилось? – Слова медленно слетали с моих губ, и на самом деле я не хотела, чтобы на мой вопрос отвечали.
Тогда-то нам и сказали, что у нашей маленькой девочки синдром Дауна. Я была в шоке. Я вела себя так осторожно во время беременности – прекрасно справлялась со стрессом, занималась спортом, питалась здоровой пищей, не употребляла алкоголь и даже газировку. При посещении врачей у меня не находили никаких предвестников проблем, а скрининговые тесты на обычные заболевания давали отрицательный результат. Я не знала, из-за чего развивается синдром Дауна. Врач объяснил, что это происходит при зачатии – синдром заложен в ее ДНК.
Я оглядела комнату, ища поддержки у мужа, у друзей, у кого угодно. Все смотрели друг на друга или прямо перед собой, не зная, что сказать. Медсестра принялась объяснять, что нашу малышку забрали в отделение интенсивной терапии, потому что у нее, скорее всего, есть пороки сердца и желудочно-кишечные расстройства.
– Я хочу увидеть ее прямо сейчас! – настаивала я.
– Извините, – сказала медсестра, – но она должна остаться там, внизу, а вам нельзя вставать с кровати, пока вы не сможете самостоятельно передвигать ноги.
– Черт побери! Так и знала, что не нужно просить эпидуралку! – сказала я и расплакалась.
Не считая моего плача, в палате царила тишина. И тут моя маленькая Хизер, которой тогда еще не исполнилось и семи лет, подошла ко мне, взяла за руку и сказала:
– Не волнуйся, мамочка. С ней все будет хорошо, потому что ты будешь заботиться о ней так же, как обо мне.
Предсказание Хизер сбылось. За три дня в больнице,
