было никакой конструктивной необходимости. Именно так! Косые балки на современных виллах лишь имитировали традиционный фахверк, как коричневые пластиковые рамы имитировали деревянные рамы, как металлочерепица имитировала черепицу керамическую, а бетонная плитка во дворе – брусчатку из природного камня. Богатые новостройки копировали своих предшественников, но оставались имитацией и внешне уступали обшелушённым развалкам. В старых домах, несмотря на отсыревшую штукатурку и потемневшие окна, жизни было больше. Детали их фасада представлялись подлинными и уместными. Новеньким виллам в центре Светлогорская даже порой предпочитала домики в детских лагерях вроде того, что возвышался над дальним концом променада, ведь они ничего не имитировали и были настоящими – самыми обычными советскими домиками с шиферными крышами и крашеными крылечками, а шифер в Светлогорске покрывался мхом и выглядел куда лучше голого шифера в Калининграде.
Я повела всех по Октябрьской, чтобы показать Глебу мою любимую светлогорскую развалку – бывший пансионат «Вальдшлос», то есть «Лесной замок», построенный на окраине Лиственничного парка и давно пребывавший в запустении. Меня восхищал этот трёхэтажный гигант, будто собранный из двух асимметричных зданий – зелёного деревянного и белого каменного, соединённых друг с другом, как соединяют две разноформенные детальки лего. Мы долго рассматривали его оконца с деревянными переплётами, выщербленные кирпичи в основании первого этажа и косые балки, оплетавшие главный фасад деревянной косичкой, а потом Настя сказала, что «Вальдшлоо), конечно, красивый, однако уступает светлогорским виллам, новеньким и приспособленным для современной жизни. Гаммер напомнил нам, что мы приехали в Светлогорск не для того, чтобы спорить об архитектуре, и повёл нас дальше по Октябрьской.
Мы вышли к озеру Тихому и поднялись в лес. В его чаще угадывалось что-то ведьминское. О том, чтобы идти напрямик, не могло быть и речи – мы прогулялись в обход по туристической дорожке вдоль озёрного берега. От фонарных столбов и скамеечек я смело всматривалась в заросли черничника и совсем не боялась рисовавшихся за ними теней. Худые сосенки и берёзки обросли мхом, стояли будто обшитые велюром. Птицы суетились на ветках, пахло хвоей. Лес защищал от морского ветра, и здесь было так спокойно, что не хотелось никуда торопиться, но мы и без того задержались. Ускорившись, выбрались к железнодорожной станции, на которой изначально и планировали сойти. Проскочили переезд и вышли на Пионерскую улицу. До отделения почты осталось меньше километра.
На Пионерской встречались красивые домики, затем появились угрюмые пятиэтажки с пивными дворами и «Лавками Бахуса», универсамом «Семья» с отвалившейся буквой «н» в «универсам» на вывеске, и не верилось, что мы по-прежнему в Светлогорске. Казалось, что нас по щелчку перенесло в один из захудалых городков области, где туристы останавливались быстренько перекусить и заправить машину перед дальнейшей дорогой. Всё же это был Светлогорск, точнее его нетуристическая южная часть, куда я прежде не заглядывала.
В конце Пионерской стояла кирпичная пятиэтажка с застеклёнными балконами. С торца к ней прилепилась одноэтажная пристройка – там и располагалось отделение почты 238563. Мы добрались до него, а что делать дальше, не понимали. С похожим чувством я в прошлом году заявилась на Бородинскую – у меня были только портрет Майн Рида и самые общие представления о лабиринте «я таджика». А ведь мы с первых дней называли головоломку Смирнова именно лабиринтом! Я сказала об этом Гаммеру. Он задумчиво кивнул и уставился на вывеску «Почты России».
Отделение было новеньким, с недавно покрашенным крыльцом и ещё не отбитой плиткой на ступеньках. У лесенки красовались лифт-подъёмник для колясочников и жёлтая кнопка «Вызов помощи». Настя, видя растерянное лицо Гаммера, посоветовала ему нажать на кнопку.
– Вдруг она открывает тайный проход в подземелье!
– Смешно, – вздохнул Гаммер.
Мы все почувствовали себя немножко глупо. Зашли внутрь. Ничего важного не обнаружили. Я спросила в окошке об открытках с видами Светлогорска. Их предсказуемо не нашлось. Почему-то в отделениях почты не слишком любили продавать почтовые карточки, разве что поздравительные с нелепыми стишками, зато гречкой и сгущёнкой тут можно было закупиться впрок.
Гаммер попросил меня в тысячный раз прочитать послание «я таджика». Я открыла на смартфоне фотографию болгарской открытки: «Школьником я ходил в нашу областную детскую библиотеку, и книги защищали меня от тревог. Библиотека перебралась в другой район, но я и сейчас любуюсь её старым зданием, когда проезжаю рядом на своём дряхлом пыжике. Желаю и вам найти в книгах приют от любых невзгод».
– Негусто, – признал Гаммер.
Глеб кивнул на металлический шкаф с пронумерованными абонентскими ящиками, и Гаммер оживился. Подумал, что номер пропущенной тетради из «Оцеолы» указывает на конкретный ящик.
– Девятая тетрадь, – напомнила я.
– И ящик нужен девятый! – прошептал Гаммер.
Сомнительное предположение, однако ничего лучше мы не придумали. Долго крутились возле шкафа, затем спросили в окошке, можно ли арендовать девятый ящик. Нам ответили, что он арендован, и отказались назвать, кем именно. Сотрудники отделения косо поглядывали на нас, и мы предпочли выйти наружу.
Потоптались на крыльце отделения. Обошли пристройку. Не нашли ни граффити с египетским стервятником, ни памятников Орфею – ничего, что было бы связано с подсказками Смирнова. Нашли только заброшенную аптеку с заколоченными окнами и городскую детскую библиотеку. Я заскочила в библиотеку. Месяца два назад уже звонила сюда, спрашивала про Майн Рида, Честертона, Хилтона, Конрада, Ружа и Грина. Сейчас повторила свой вопрос. Молоденькая библиотекарь узнала меня по странному выбору авторов. Мне стало неловко, и я поторопилась выскочить на улицу.
Погода испортилась, и на обратном пути Глеб раскрыл зонтик, попробовал поймать под него Настю. Лёгкая морось время от времени прекращалась, и лишь по кругам на лужах можно было понять, что дождь вообще идёт. Мы опять свернули в лес и обогнули озеро с другой стороны – вышли прямиком на Карла Маркса.
Приехав в Светлогорск одна, я бы уже сдалась, но вчетвером мы согласились заночевать здесь, хоть и не представляли, как продолжить расследование. Светлогорский штемпель завёл в тупик. Сколько их, тупиков, попалось на нашем пути, и ничего – шаг за шагом мы продвигались вперёд!
Вышли на Аптечную, миновали пересечение с Почтовой и вскоре свернули в опрятный зелёный скверик. Гаммер повёл нас к трёхэтажному кирпичному домику с возвышавшейся по центру башенкой четвёртого, чердачного, этажа. Здание было старое, в подтёках сырости, но красивое. Над закруглёнными окнами сохранились узорчатые фрамуги, в которых прежде, наверное, стояли витражные стёкла. До войны дом принадлежал какой-нибудь фрау Мюллер или фрау Шмидт, в сезон сдававшей комнаты постояльцам. По словам Гаммера, после войны тут расположилась светлогорская администрация, а к девяностым – общежитие для коммунальщиков водоканала. Одним из тех коммунальщиков
