четырёх сотен людей. Как-то неудобно.
— Да, — кивнула я.
Натаниэль Кристан обнял меня за плечи, заставив почувствовать холод латных доспехов.
— Скоро всё закончится, — шепнул он на ухо, чмокнув в висок.
Скорей бы уж.
Освежившись молодым вином, мы снова двинулись путь. Теперь я была на коне с маркизом во главе процессии. Честно сказать, ехать с Эгбертом в отдалении было спокойнее. А теперь я затылком ощущала сотни сверлящих меня глаз. Что ж, быть невестой маркиза — терпеть определённые издержки.
Мы приближались. Вот он мрачный и пугающий замок Дракулы, то есть Фьёрсвилда. Какой-то он немного другой. Всегда разный живой замок. Я вспомнила что он и вампир — одно целое. И теперь, добравшись до него можно разом покончить с обоими. Наконец-то.
Осада началась тут же, без особой предварительной подготовки. В замок метали камнями и горящими комками сена. Потом началась осада. Но первые храбрецы, поднявшиеся по осадным лестницам падали вниз. Замок защищал себя, а солнце уже клонилось к закату.
Меня оставили в отдалении и приставили двух вооружённых до зубов латников. Я видела Донсона Браунига, ретиво раздающего указания, и членов его семьи. Отрадно думать, что ему выпал шанс на нормальную жизнь. Он как никто заслужил это.
Стало темнеть. Как-то резко. Слишком резко. Я закрутила головой и поняла, что темнота, вернее густой серый туман сгущается только в пределах замка. Туман был настолько густой и распространялся так быстро, что уже скоро я не видела ничего дальше полуметра от себя. А голоса моих «охранников», призывавших хранить спокойствие, звучали всё дальше и дальше. И тут до меня донёсся знакомый голос.
— Алина! Алина, где ты! Отзовись, Алина!
Впереди туман рассеялся, и я узнала бутафорию пещеры из печально знакомого квеста «Зов полуночи». Бутафорию, в которой иронией судьбы, а вернее известно чьим зловещим умыслом, располагался портал. Обнаружила, что двигаюсь по направлению к этой искусственной пещере и резко затормозила.
— Алина! — Снова позвали.
Среди бутафории показался Алексей Цыганов, Лёшка, мой сокурсник, в которого я была когда-то влюблена и которого не видела больше полутора года.
В термодинамике известна теорема о возвращении: если перегородкой отделить часть сосуда с газом от части сосуда с вакуумом, а потом убрать перегородку, то однажды частицы вернутся туда где были в начале. То есть система или множество рано или поздно возвращается в своё первоначальное состоянии. И вот теперь я снова вижу подвал пресловутой «Квестландии» и снова вижу Лёшку, который ищет меня. А может он тоже прошёл сквозь портал? Может это произошло спустя несколько минут после меня, а время — понятие искажающееся. Но если он там, в замке Дракулы, то это смертельно опасно!
— Лёша, иди ко мне, на мой голос! — Закричала я и побежала к нему.
— Алина, Алина, где ты? — Кричал он.
Я добежала до Лёшки, не осмеливаясь притронуться к нему. Только смотрела, тяжело дыша: он ли это?
— Алина! — Лёшка подбежал ко мне.
— Лёша, надо уходить, здесь опасно!
Я смотрела в светло-серые глаза сокурсника, не веря, что мы снова свиделись.
— Конечно опасно, Алина, останови их!
— Что? — Не поняла я.
— Не дай им разрушить замок, Алина!
Я попятилась от Лёшки. Но когда повернулась увидела стену. Я внутри замка. Попалась. Как же глупо!
— Ты Фьёрсвилд!
Тот, кого я приняла за Лёшку, тот, который выглядел и говорил как Лёшка уселся в появившееся из ниоткуда кресле (кресле моего мира!) и воспарил в воздухе. А потом воспарила и я. Будто мы были в невесомости. Не так: мы были в невесомости, а окружающий интерьер вдруг сделался ярко белым.
— Скажем так, я лучшая его часть, — ответил улыбающийся лжеЛёшка.
— Ты — замок! — Ахнула я. — А можешь обойтись без магии?
Летать в невесомости среди белых стен, белого пола и белого потолка становилось всё невыносимее, почувствовала, как к горлу подкатывается свежесъеденное жаркое.
— Магии?! — Фыркнул лжеЛёшка. — Уж кто-кто, а ты должна понимать, что магией называют только то, что ещё не могут объяснить с помощью науки. Это не магия, а отсутствие гравитации. А вот — ускорение свободного падения.
ЛжеЛёшка хихикнул и щёлкнул пальцами. Я тут же шлёпнулась об пол. Вскрикнула от боли и неожиданности. Невесомости больше не было, всё вокруг резко посерело.
— И как же объяснить наукой тебя? Живой замок?! Замок, где всё настолько необъяснимо?
— Не настолько, чтобы нельзя было представить в виде аттрактора и описать, — пожал плечами лжеЛёшка.
Всё это время стены сотрясались под градом камней из осадных устройств.
— Убеди этих вандалов прекратить, это в твоих же интересах, козочка. Ты же знаешь, что всё предрешено и тебе не отвертеться от весьма завидной участи стать бессмертной.
На мгновение лицо лжеЛёшки заострилось и наружу проступили гнев и ярость, но тут же «замок» взял себя в руки и вот снова я вижу улыбающегося Алексея Цыганова.
— Ничего не предрешено. Да и вообще, с чего ты взял что я смогу их остановить?
ЛжеЛёшка обошёл меня скрестив руки.
— Ну, во-первых, мне достаточно, чтобы ты потянула время, отвлекла их хотя бы на пару часов, мне этого хватит, чтобы переместиться. А во-вторых, тебе суждено стать частью нас, да ты и сама знаешь.
— Ничего я не знаю, — выплюнула я, потирая ушибленную лодыжку.
— Ты проходила «демонов Лапласа»? Если знать расположение каждой частицы, то можно предсказать их параметры в будущем. Тебе было суждено оказаться в чужом мире и тебе суждено стать частью нас.
— А как насчёт принципа неопределённости Гейзенберга: невозможно определить одновременно положение и импульс частицы, — парировала я.
ЛжеЛёшка рассмеялся.
— Как же приятно общаться с человеком науки! А то всё попадаются одни дремучие крестьяне да религиозные фанатики. Взять хотя бы этого докучливого Браунига. Как что так бухается на колени и бу-бу-бу, бу-бу-бу, бу-бу-бу. Ску-ка!
В этот момент раздался удар особой силы. Лицо лжеЛёшки исказила гримаса боли.
— Ну же помоги мне! Все собранные знания в том мире откуда ты пришла и в этом, где оказалась, лишь малая толика истины. Ты же хотела быть учёной? Так стань ей! У тебя будет целая вечность, чтобы изучать мироздание! А я помогу.
— Ты зло! — Не выдержала я.
ЛжеЛёшка, прохаживающийся взад-вперёд резко остановился и поднял руки кверху.
— Зло! — Повторил он. — Какое громкое, пафосное и не означающее ничего конкретного слово. Знания вне добра и зла. Да и вообще всё относительно. Вот скажи, человек рубит дерево и строит себе хижину. Это добро или зло? Для человека — добро, потому что он обзавёлся домом, а для дерева, которое перестало существовать — несомненное зло. Всё зависит
