можно лишь бывать. Ведь на чужбине он оказывался второсортным членом общества, лишенным большинства прав и привилегий, предоставляемых гражданам полиса. Поэтому изгнание эллина из его города становилось тяжелейшим наказанием.
Мечтой метеков, вынужденных поселиться в чужом городе, было стать полноправными гражданами. Иногда это удавалось: они получали гражданство за особые заслуги перед полисом или в чрезвычайных обстоятельствах, когда государству требовалось увеличить число граждан, как это случилось в Ольвии во время осады Зопириона. В своей повседневной жизни метеки ориентировались на быт и обычаи граждан. Состоятельный метек учил сыновей в школе, ел, одевался и обставлял свое жилище не хуже гражданина такого же достатка.
Повседневная жизнь рабов не оставила в археологических находках каких-либо особых примет. Разнородные по этническому составу, они в силу своего сугубо зависимого положения не могли создавать какой-то особой культуры, а само их существование в Ольвии засвидетельствовано считанными упоминаниями письменных и эпиграфических источников.
В состав населения Ольвии, наряду с эллинами, входили выходцы из местных племен. Судя по именам, некоторые, особенно в римское время, вливались в гражданскую общину, усваивая греческий язык и бытовую культуру ольвиополитов. В коллекции ольвийских находок лишь эпизодически встречаются предметы, не характерные для эллинов. Поэтому в Ольвии нельзя выделить быт какой-либо иной этнической группы, кроме греков. В связи с этим стоит вспомнить слова из «Панегирика» Исократа (гл. 50): «Эллинами скорее называли тех, кто причастен к греческой образованности, нежели тех, кто общего с ними происхождения».
Ольвиополиты были открыты для общения и с греками, и с местными племенами, но в культурном и бытовом плане ориентировались исключительно на своих соплеменников. Ольвия обладала всеми необходимыми для греческого города признаками. В ее центре располагалась агора, окруженная общественными зданиями, и два теменоса с храмами и алтарями, где почитали греческих богов. Ольвиополиты построили такие типично эллинские сооружения, как театр, гимнасий и стоя. Наличие всего этого указывает на традиционный эллинский образ жизни: граждане встречаются на агоре, беседуют в стое, заседают в суде, тренируются в гимнасии, устраивают праздники и жертвоприношения у храмов, собираются в театре на драматические представления, состязания хоров и концерты музыкантов.
Если обратиться к рассмотрению домашней утвари, одежды и предметов туалета, то они также свидетельствуют о господстве греческого быта: жизнь семьи сосредоточена во внутреннем дворике, куда выходят двери жилых и хозяйственных помещений, жители пользуются разнообразной привозной эллинской посудой и керамической тарой, а местная кухонная и столовая посуда имеет традиционные греческие формы. К местным особенностям следует отнести наличие лепной посуды, которая отличает от метрополии не только Ольвию, но и другие города Северного Причерноморья. Возможно, несложное производство этих грубых сосудов ольвиополиты заимствовали у местных племен, однако процент их невелик по сравнению с традиционной греческой кружальной керамикой.
Каждый греческий город имел свое особое лицо и свои бытовые особенности. Наряду с лепной посудой в повседневной жизни Ольвии наблюдаются и другие, не характерные для метрополии черты. Они связаны прежде всего с более суровым, чем в Средиземноморье, климатом. В Ольвии строились дома с жилыми подвалами, а в ежедневный костюм включались элементы одежды местных племен — куртки и шаровары, однако летний и особенно парадный костюм оставался типично греческим. Кухня ольвиополитов также несколько отличалась от средиземноморской; они ели преимущественно речную, а не морскую рыбу и, вероятно, готовили не только традиционный греческий сыр из овечьего молока, но и скифскую гиппаку из кобыльего молока.
Наверное, для обозначения каких-то сугубо местных предметов, понятий и явлений ольвиополиты заимствовали в свой язык некоторые варварские слова и выражения. Сейчас об этом нам говорят лишь упомянутое выше проникновение в Ольвию ираноязычных имен и некоторые топонимы и этнонимы в окрестностях Ольвийского государства (реки Аксиак, Гипанис, Борисфен, племена алазонов, георгов и др.)[767]. Но гораздо сильнее на язык ольвиополитов влияли приезжавшие из метрополии эллины. Например, в V—IV вв. в ионийский язык ольвиополитов проникают элементы аттического диалекта из-за постоянной связи с Афинами[768]. Все же на слух прекрасного оратора Диона Хрисостома ольвийский говор отличался от хорошего греческого языка. Правда, это было уже в период упадка Ольвии в I в. н. э. Судя же по текстам ольвийских декретов догетского периода, в Ольвии всегда находились образованные люди, умевшие составлять документы на правильном греческом языке. Когда перед народом оглашали почетные постановления, законы и другие документы, они звучали не хуже, чем в других греческих полисах.
Итак, перед нами прошли картины жизни города на краю греческой ойкумены. Мы увидели, как выглядела Ольвия, защищенная от врагов стенами и башнями и открывавшая свои ворота и порт для друзей и купцов из любой части ойкумены. Мы прошли по почти стертым временем улицам, агоре и теменосам, заглянули в гимнасий и дикастерий, представили внешний облик жителей, их жилища и домашнюю утварь, рассказали, как проходил день мужчины, женщины, ребенка, каковы были их семейные и общественные обязанности, работа и досуг.
Подобно всякому предмету и явлению, увиденному издалека, эти картины оказались достаточно обобщенными. Многие их детали навсегда утеряны, но что-то со временем удается дополнить или исправить благодаря дальнейшим исследованиям на городище Ольвии, а также в результате более глубокого и оригинального осмысления уже имеющихся письменных, эпиграфических и материальных памятников.
ПРИЛОЖЕНИЕ
Переводы ольвийских надписей
В Приложение включены десять надписей, наиболее часто упоминающихся в этой книге. По большей части они, как и прочие ольвийские надписи, сохранились не полностью, чем объясняются лакуны в их переводах. Надписи № 1, 2, 5-10 найдены в Ольвии. Надпись № 3 обнаружена на малоазийском побережье у храма Зевса Урия близ пролива у входа в Черное море. Надпись № 4 найдена в Милете. Копии обеих надписей несомненно были выставлены также в Ольвии.
Надписи приведены в хронологическом порядке и даны в переводах В. В. Латышева (№ 3, 9, 10), С. А. Жебелева (№ 4), Е. И. Леви (№ 1, 2), А. А. Белецкого (№ 8) и Ю. Г. Виноградова (№ 5, б, 7). Датировка надписей указана по книге Ю. Г. Виноградова «Политическая история Ольвийского полиса». М., 1989.
1. Проксения афинянам. Первая половина IV в. НО № 5
В добрый час! Ольвиополиты дали Ксантиппу, сыну Аристофонта, эрхиейцу Филополиду, сыну Филополида, дейрадиоту — афинянам, им самим и потомкам их проксению, право гражданства, освобождение от пошлин на все товары, какие бы ни ввезли или не вывезли они сами, или (их) дети, или братья, у которых (отцовское) имущество общее, или слуги, и (дали) право входа (в гавань) и выхода (из гавани) и
