будет ли барон приказывать! Дело в том, будут ли его слушать!
Она нашарила глазами лица аппандеймовских командиров.
– Я бессильна, если вы решите слушать клятвопреступника! Я бессильна решить за вас – подданные вы королевства Арранта или королевства Аппандейм? – она повернулась в сторону горожан. – Я бессильна, если вы не выполните собственное решение.
Больше принцесса уже ничего не могла сделать. Она, кажется, уже вообще ничего не могла.
– Я благодарю всех! – сказала она тихо.
В толпе загомонили, Клиф принялся развязывать барона. Задвигались факелы. Какие-то из людей Аппандейма протолкались поближе. Принцесса оглянулась, куда бы присесть. Спина так устала, что, того и гляди, перестанет держать. Барон начал спускаться по ступенькам, растирая запястья.
– Так ведь он же уйдет! – крикнул кто-то. – Целехонький!
– Что, так и отпустим? Наболтали нам тут всякого!
Вся площадь пришла в движение. Группа недовольных приблизилась к той части крыльца, где на площадь сошел барон.
– Да чего смотреть? Хватайте его!
– Назад! – крикнул Клиф со ступенек.
– Командует еще…
– Расступитесь! – громыхнул кто-то из людей Апандейма.
– Ты мне не указ, крысиный хвост! – ответили из толпы.
Кто-то кого-то толкнул. Кто-то ответил. У ступеней началась сумятица. Принцесса шагнула вперед. Что она может сделать? Никаких слов не приходило в голову. Да и могла ли она остановить их еще какими-то словами, если до них не дошли все предыдущие? Несмотря на холодную ночь принцессе стало душно.
– Бейте их! Бейте! – верещала какая-то женщина.
На площади кто-то упал, его оттащили в сторону, группку людей барона прижимала к стене ратуши толпа самых активных, потянулись руки.
– Мужики! – раздался рев со ступенек. – Аггерхемцы!
Стало чуть тише.
– Стойте! Я был против! – это был староста кузнечного цеха. – Я хотел его казнить!
Люди на мгновение замерли. Староста сошел на площадь и пошел между толпой и Аппандеймом, расширяя проход своими могучими плечами.
– Отступи! – говорил он. – Вы меня знаете! Я был против! Один из трех! Отступи!
Он даже отодвинул кого-то толчком в грудь. Похоже, его действительно знали.
– Вот что, мужики! – сказал староста, загораживая собой прижатого к стене Аппандейма. – Я был против. Я бы сам его молотом расплющил. Вы меня знаете! Но решено по-другому!
– И что! – не унималась тетка с пирожками. – Решили они! А этот уйдет, как и не было ничего!
– И я себя знаю! – заревел в ответ кузнец. – И знаю, что не самый тут головастый! Поумнее меня тут будут!
Кузнец махнул рукой в сторону крыльца, где столпились прочие судебные заседатели.
– Но вы меня не за то уважаете! Я когда слово нарушал, а мужики?
Толпа подалась назад еще на полшага.
– И сейчас я обещал Ее Высочеству, что как все решат, так и будет!
– Ей до нас дела нету! – заверещала тетка. – Ей бы лишь бы миленько все было! А ты и рад пятки лизать!
У нее нашлись сторонники.
– Ее Высочество в одиночку армию остановила! – рявкнул староста. – Все со стены видели! Это «миленько»?! И барона нам связанным привела! А от нас немного просит! Чтобы только слово держали…
– Я тоже думала, что она на нашей стороне! Пирожком ее угощала! А она раздразнила и отпустить его хочет!
– Да угомоните вы уже эту бабу! – взмолился кузнец. – Нету тут сторон! Мы все с одной стороны.
– Слышь, мать, – вдруг сказала протолкавшаяся сквозь толпу крупная женщина, в которой принцесса узнала Дальму. – Ты свое-то зверье-то на привязи держи!
– Чего-о? – вякнула пирожница.
– Титьку свою прикуси и помалкивай! – рявкнула Дальма. – Из стада блеять каждая овца может. Для этого человеком быть не надо. Я тебе как статс-дама говорю!
– Какая да… – начала тетка, но вдруг смолкла, дернув головой.
– Это чтоб навоз из ушей выпал, а то слова застревают, – сказала Дальма, опуская руку после подзатыльника, и кивнула кузнецу. – Говори! Я пригляжу.
– Мужики! – снова возвысил голос староста. – У меня у самого сердце тяжелое! Но я сейчас поведу господина барона до ворот. А зачем? А чтобы на нашем городе клейма подлого не было! Кто со мной?
Рядом с кузнецом возникли две или три фигуры. Очевидно, кто-то все же счел себя мужиком. Сгусток толпы стал рассасываться. Кто-то сделал шаг вперед, кто-то назад. Дальма подталкивала перед собой присмиревшую тетку-заводилу, уводя ее прочь. Принцесса попятилась, повернулась и зашла в ратушу.
В полузнакомых коридорах она почти случайно нашла канцелярскую комнату, села там в темноте на лавку в углу, привалилась к стене. Казалось, что все тело набито вместо мышц соломой, как у набивной куклы, даже дышалось с трудом. Как же она так устала? Все потому, что не ее это дело – суды устраивать. Ее дело скакать на азгорском жеребце в красивом фритонском платье. Или, может, даже вышивать гладью розы. Как это было замечательно! Сидишь у окошка, слушаешь рассказы мадам Дено, кладешь стежки, а не выкручиваешься из толгойских ремней и не пытаешься убедить в чем-то население целого города.
Принцесса покрутила плотно сидевшее на среднем пальце левой руки колечко. А теперь, кажется, ей предстоит еще и немало бумажной работы. Нужно будет написать устав ордена Ночной Рубашки, регламент работы городского суда заседателей, указ об ограничении личной армии вассала короны. Все? Или она еще что-то успела выдумать за эти три дня без всяких на то полномочий? Ах да! Еще памятку для статс-дам «О сморкании и других манерах…» Надо бы поумерить фантазию.
Приоткрылась дверь, всунулась чья-то голова.
– Ее здесь нет! – крикнула она и убралась обратно за дверь.
Или можно будет, добравшись до Аррантона, забыть все это. Списать на «военную хитрость». Сказать: «Вообще-то, у меня не было полномочий! А вы и поверили!». Смешное слово – «полномочный»! В воображении рисовалось что-то вроде надутого краснобокого яблочка. Откуда они вообще берутся, полномочия-то? Принцесса в темноте нащупала нос и почесала его.
Вот она, например, уж казалось бы – наследная принцесса! Только рот открой, все должны бежать исполнять приказания. А в действительности никто ее не слушает. Это советник Кадис убедил заседателей отпустить барона, а не она. Это кузнец и Дальма остановили толпу и не дали учинить самосуд, а не она. Снова открылась дверь.
– Да нет ее здесь! – сказала очередная голова, оглядевшись. – Точно говорю!
– Ну как нет? – спросили из коридора. – Все же видели, она заходила!
И чем больше стараешься, тем хуже и сложнее все становится, и тем глубже она сама себя загоняет в трясину обещаний. Толку никакого, а писать, видимо, придется и устав, и регламент, и указ…
Принцесса вздохнула. Не то чтобы она очень хотела, чтобы ее нашли, но бессмысленная возня в коридоре начинала уже бесить. Они там когда-нибудь додумаются взять лампу? Дверь приоткрылась, лампы по-прежнему не было, но на этот раз заглянул человек с хорошим зрением. Он тихонько скользнул внутрь и дверь за собой притворил. Принцесса расстроилась, однако усталость не позволила ей пошевелиться. Все так же привалившись головой к стене, она неподвижно наблюдала, как кавалер Кормонт сделал два шага и остановился перед ней.
– Ваше Высочество! Я понимаю, что вы хотели бы установить в королевстве мир, но…
– Мне любопытно знать, кавалер, – медленно перебила его принцесса, шевеля одними только губами, – вы все это время поддерживали меня, потому что разделяли мои взгляды или потому что надеялись моими руками избавиться от барона Аппандейма?
Кормонт чуть-чуть склонил голову.
– Первого больше, Ваше Высочество.
– Да? – сказала принцесса таким голосом, как если бы вздернула брови, и сразу устала от этого еще больше. – Я тоже так думала, пока вы не казнили барона раньше самого суда.
– Это справедливый упрек, – кивнул Кормонт. – И, поверьте, это будет мне уроком.
– Это меня уже не касается, – попыталась завершить беседу принцесса.
– Послушайте, Ваше Высочество! Вы плохо понимаете обстановку в провинции Аппандейма! Отпускать барона – это ошибка! Вы не правы!
Принцесса молчала. Она была на него обижена. Он был ей противен. Но не было сил прогнать его даже простым движением лежавших на коленях ладоней.
Кормонт приблизился, продолжая убеждать ее немедленно послать за бароном и снова задержать его, опустился на одно колено, чтобы быть с ней вровень. Принцесса не различала его слов, смотрела на его едва видное в темноте лицо и думала о том, может ли полномочный представитель позволить себе не слушать противного ему подданного? Это был чисто умозрительный вопрос, потому что даже если бы она была должна, то все равно
