— Да.
— Клелия здесь? — Нет.
— Тогда кто здесь? — Никого.
— Клелия существует? — Нет.
— Тогда с кем я разговаривал вчера? — Ни с кем».
Каррас перестал читать. Покачал головой. Ничего сверх-нормального здесь не было: просто неограниченные возможности интеллекта.
Он достал сигарету, потом снова сел и закурил: «Я никто. Нас много». Жутко. Откуда она могла это взять?
«Ни с кем».
Может быть, и Клелия появилась так же? Неожиданно возникающие личности?
«Мэррин... Мэррин...» «Ах, эта кровь...» «Он болен»...
Утомленный взгляд Дэмьена упал на книгу «Сатана». Он всполанил первые строки: «Не дай дьяволу увести меня...»
Каррас выпустил дым, закрыл глаза и закашлялся. Горло саднило. Глаза слезились от дыма. Он встал, повесил на дверь табличку «Прошу не беспокоить», выключил свет, задернул занавески, сбросил ботинки и рухнул на кровать. В голове мелькали обрывки мыслей. Риган, Дэннингс, Киндерман. Что делать? Он должен помочь, но как? Поговорить с епископом, имея лишь то немногое, что у него есть? Нет, рано. Пока еще он не может отстаивать свою правоту до конца.
Каррас подумал о том, что неплохо было бы раздеться и забраться под одеяло. Но он слишком устал Тяжесть событий давила на него, а он хотел быть свободным.
«...Дай нам жить!»
«Дай мне жить!» — ответил он на это. Тяжелый глубокий сон постепенно окутал его.
Дэмьена разбудил телефонный звонок. Слабой рукой он потянулся к выключателю. Интересно, сколько сейчас времени? Он снял трубку. Звонила Шарон и просила его прийти прямо сейчас. Каррас снова почувствовал себя затравленным и измученным.
Он прошел в ванную, умылся холодной водой, натянул свитер и вышел из дома.
Было еще темно. Несколько кошек в испуге шарахнулись в разные стороны.
Шарон встретила его внизу. Она была в кофте и куталась в одеяло. Вид у нее был перепуганный.
— Извините, святой отец,— прошептала Шарон,— но я подумала, что вы должны это видеть.
— Что?
— Сейчас увидите. Только тише. Я не хочу будить Крис.— Она кивком пригласила Карраса следовать за ней.
Войдя в спальню Риган, священник ощутил ледяной холод. Он нахмурился и недоуменно посмотрел на Шарон.
— Отопление включено на полную мощность,— прошептала она и взглянула на Риган, на страшные белки ее глаз, сверкающие при свете ночника. Казалось, Риган находится в бессознательном состоянии. Дыхание тяжелое, полная неподвижность. Трубка — на месте, сустаген медленно вливается через нос в горло ребенка.
Шарон осторожно подошла к кровати, наклонилась и медленно расстегнула Риган воротник пижамы. Каррас с болью наблюдал за тем, как обнажается исхудалое тело девочки. По выступившим ребрам, казалось, можно сосчитать остаток ее дней на этой земле.
Он почувствовал, что Шарон смотрит на него.
— Я не знаю, святой отец, может быть, это уже прекратилось,— прошептала она— Но вы посмотрите на грудь.
Брови Карраса поползли вверх. Он заметил, что кожа Риган начала краснеть, но не на всей груди, а только местами.
— Вот, начинается,— шепнула Шарон.
По телу Карраса поползли мурашки, но не от холода, а от того, что он увидел на груди Риган. Ярко-красными рельефными буквами на коже четко проступили два слова:
«ПОМОГИТЕ МНЕ»
— Это ее почерк,— прошептала Шарон.
В девять часов утра священник Дэмьен Каррас явился к президенту Джорджтаунского университета и попросил предварительного разрешения на проведение ритуала изгнания дьявола. Получив его, он отправился к епископу епархии. Тот серьезно выслушал рассказ Карраса.
— Вы уверены, что это настоящая одержимость? — спросил епископ.
— Я могу утверждать, что все признаки, описанные в инструкции, сходятся,— уклончиво ответил Каррас. Он все еще не осмеливался поверить в случившееся. Не разум, а сердце заставило его прийти сюда. Жалость и надежда, что внушение поможет излечить девочку.
— Вы хотели бы провести изгнание сами? — спросил епископ.
Дэмьен почувствовал в себе прилив сил. Ему захотелось сбросить с себя тяжкий груз и избавиться от надоедливого призрака собственного неверия.
— Да, конечно,— ответил он.
— Как ваше здоровье?
— В порядке.
— Вам когда-нибудь приходилось делать что-нибудь подобное?
— Никогда.
— Хорошо, мы примем решение. Конечно, в таких делах лучше всего иметь человека с опытом. Их немного, но, возможно, кто-нибудь вернулся из заграничной миссии: Дайте мне время подумать. Когда что-нибудь прояснится, я сразу же поставлю вас в известность.
После того как Каррас ушел, епископ связался с президентом Джорджтаунского университета, и они поговорили о Дэмьене, уже второй раз за этот день.
— Да, он знает всю историю болезни,— заметил в разговоре президент.— Я думаю, не будет вреда, если взять его в качестве помощника. В любом случае необходимо присутствие психиатра.
— А кого пригласить для изгнания? У вас есть какие-нибудь предложения? Я ума не приложу.
— Здесь сейчас Ланкэстер Мэррин.
— Мэррин? Мне казалось, что он сейчас в Ираке. По-моему, я читал, что он работает на раскопках где-то в Ниневии.
— Да, рядом с Мосулом. Все правильно, только он уже закончил работу и три или четыре месяца назад вернулся. Он в Вудстоке.
— Преподает?
— Нет, работает над очередной книгой.
— Бог да поможет нам! Вам, однако, не кажется, что он слишком стар? Как его здоровье?
— Наверное, неплохо, иначе он не стал бы заниматься раскопками, не так ли?
— Думаю, вы правы.
— Кроме того, у него есть опыт, Майкл.
— Я этого не знал.
— По крайней мере так говорят.
— Когда это было?
— Мне кажется, десять или двенадцать лет назад, по-моему, в Африке. Изгнание длилось несколько месяцев, он сам чуть не погиб.
— В таком случае я сомневаюсь, чтобы он захотел это повторить.
— Мы делаем то, что нам говорят, Майкл. Среди нас, священнослужителей, мятежников нет.
— Спасибо за напоминание.
— Ну и что же вы думаете?
— Я полагаюсь на вас и на архиепископа.
Этим же вечером молодой человек, готовящийся стать священником, бродил по Вудстокской семинарии штата Мэриленд. Он искал худого седовласого иезуита и нашел его, когда тот в раздумье прогуливался по аллеям семинарии. Юноша вручил ему телеграмму. Пожилой человек поблагодарил его, тепло посмотрел на юношу, затем повернулся и продолжал свои размышления. Он шел и любовался природой; иногда останавливался, прислушиваясь к пению малиновки и наблюдая за поздними бабочками. Он не вскрыл телеграмму и не прочитал ее, так как уже знал, что в ней написано. Он прочитал ее в пыльных храмах Ниневии.
Он был
