имеющиеся в сочинении арабского географа. Например, из текста источника вполне очевидно, что под устьем «Русской реки» у ал-Идриси подразумевается Керченский пролив. Исходя из этого факта, кажется логичным вести поиски «Русской реки» среди крупных рек, впадающих в Азовское море, — Дона или Кубани. Однако если допустить, что интересующему нас гидрониму действительно соответствует какая-то из указанных рек, то подобная локализация будет противоречить сведениям ал-Идриси об истоках «Русской реки», находящихся в высокой заснеженной горе Кукайа (о ней см. ниже, коммент. 44), которая, по словам географа, простирается «от Моря Мрака до края обитаемой земли». Этим и другим подобным противоречиям, возникающим в результате попыток прямого перенесения на карту данных ал-Идриси о «Русской реке», как правило, не придают большого значения, ссылаясь на недостаточную информированность географа. Разумеется, ал-Идриси располагал ограниченными возможностями для получения полных и достоверных данных о Восточной Европе, однако стоит заметить, что констатация этого очевидного факта совершенно непродуктивна в исследовательском плане. Между тем даже беглый взгляд на совокупность данных о «Русской реке» убеждает в том, что информация об этом объекте «многослойна». Неоднократные упоминания гидронима в различных частях сочинения ал-Идриси уже сами по себе свидетельствуют о том, что в распоряжении географа должно было иметься несколько источников сведений о ней.
В рассказе о «Русской реке» можно выделить следующие пласты информации. Прежде всего это общие данные о возможности водным путем пересечь Восточно-Европейскую равнину в меридиональном направлении, чтобы попасть из Черного моря на север, в «Окружающий океан». Это представление о нерасчлененности водных путей Восточной Европы воплотилось в весьма популярной в арабской географии ІХ-Х вв. идее о наличии огромного «Константинопольского канала», который близ византийской столицы отделялся от Средиземного моря и шел на север, разделяя земли славян, вплоть до «Окружающего океана» [BGA2, fasc. II, р. 388]. Вполне вероятно, что об идее подобного путешествия ал-Идриси мог слышать от своих современников, рассказы которых, в свою очередь, возможно, и побудили его обратить внимание на сообщения более ранних авторов. Арабские географы X в. знали также о существовании на севере Европы «Моря славян» (или «Моря позади славян»). Как полагают, в этом понятии отразились туманные сведения о Балтийском море [Калинина Т. М. Арабские авторы]. Путь к нему, по представлениям арабских ученых, лежал по «Реке славян» — Танису. Танис — так называл эту реку географ второй половины IX в. Ибн Хордадбех — не совпадал ни с Танаисом античных авторов, ни с реальным Доном: по словам Ибн Хордадбеха, купцы-русы, отправлявшиеся по «Реке славян», проезжали мимо города Хамлидж, который находился «в конце» этой реки [BGA, t. VI, р. 124, 154]. Таким образом, в арабской географической литературе ІХ-Х вв. «Константинопольский канал» и «Река славян» (Танис) являлись собирательными понятиями для обозначения водного пути между югом и севером Европы [Калинина Т. М. Водные пространства, с. 88-95]. Эти географические представления ученых ІХ-Х вв. прямо не отразились в сочинении ал-Идриси, поскольку у него было много новых данных, особенно о Черном море и Волго-Донском пути. Однако, принимая во внимание большую начитанность ал-Идриси, можно предполагать, что взгляды предшественников были нашему географу известны. С этим же пластом сведений, почерпнутых из сочинений ученых Халифата, связано и название реки — «Русская», ибо ал-Идриси далеко не первый мусульманский автор, использующий данный термин.
Сообщения о «Русской реке» появились в мусульманской географической литературе еще в X в. Арабский географ ал-Истахри писал, что верховья реки Атил лежат в земле русов [BGA, 1.1, р. 220]. И хотя ал-Истахри, как и другие арабо-персидские авторы, за основное русло верхнего Атила принимал р. Каму, истоки которой, согласно его воззрениям, находились далеко на востоке, остается предположить, что верховья Атила, находящиеся в земле русов, — это реальная верхняя Волга. Представления о текущей по русским землям верхней Волге в переработанном виде отразились и в сочинении Ибн Хаукала, который называл «Рекой русов» весь Атил [BGA2, fasc. II, p. 388]. В анонимной персоязычной географии конца X в. «Худуд ал-'алам» наряду с Атилом, исток которого по традиции помещен на востоке, есть и «Русская река», начинающаяся в стране славян и текущая от нее на восток до пределов русов и в конце концов впадающая в Атил [Hudud, р. 47]. О влиянии книжных данных на сообщение ал-Идриси о «Русской реке» говорит также и ряд других деталей его рассказа. Это, во-первых, упоминание горы Кукайа, воплощающей представление о труднодоступных и заснеженных районах на крайнем северо-востоке ойкумены. Во-вторых, из арабских космографических представлений взяты также наименование «Море Мрака» и упоминание о народах Йаджудж и Маджудж. В-третьих, с книжной традицией, на мой взгляд, может быть связан и мотив воинственности народа ан-н.бариййа, представители которого якобы не расстаются с оружием ни на миг. Описание воинственного нрава народа было очень характерно для цикла рассказов об «Острове русов» (подробнее см. [Коновалова И. Г. Состав рассказа]). Наконец, с книжной традицией — на этот раз западноевропейской — рассказ ал-Идриси о «Русской реке» связывает и предложенная О.Талльгрен-Туулио конъектура для названия одного из городов народа ан-н.бариййа, согласно которой оно возводится к топониму Ostrogard (>* Уструкарда), встречающемуся в сочинении немецкого клирика XI в. Адама Бременского «Хроника архиепископов Гамбургской церкви» [Tallgren-Tuulio O. J. Du nouveau sur Idrisi, p. 176]. Топоним Ostrogard Ruzziae упоминается у Адама несколько раз ([Adam Brem. II, 22; IV, 11, schol. 120]; пер. фрагментов см. [Латиноязычные источники, с. 131, 133, 138, 140]; см. также [Гельмольд. Славянская хроника, с. 33]).
Помимо книжных данных в рассказе о «Русской реке» отразилась и устная информация, исходящая по крайней мере от двух лиц. Один информатор, по всей вероятности мореплаватель, рассказал географу об устье «Русской реки». Его точные сведения, по которым довольно легко устанавливается тождество устья «Русской реки» с Керченским проливом (подробнее см. [Коновалова И. Г. Где находился город Русийа]), заставляют предполагать, что этот мореплаватель был хорошо знаком с Северо-Восточным Причерноморьем. Возможно, именно его сообщение повлияло на композицию рассматриваемого фрагмента «Нузхат ал-муштак», где рассказ о «Русской реке» следует непосредственно за повествованием о Тмутаракани. С этой же группой источников могло быть связано и формирование у ал-Идриси представления об Азовском море как о низовьях Дона, устьем которого считался Керченский пролив; подобные взгляды прослеживаются у средневековых итальянских мореходов [Скржинская Е. Ч. Петрарка, с. 247]. Другой информатор (возможно, и не один) сообщил географу маршрутные данные о городах народа ан-н.бариййа, вошедшие в состав «Малого Идриси».
Таким образом, налицо сложный состав рассказа ал-Идриси о «Русской реке» и поселениях обитавшего в ее бассейне народа. В сообщениях о ней выделяется как
