животные сохраняют в симбиозах гораздо больше "личных свобод", так как их отношения с партнерами складываются по преимуществу из актов поведения.
Все примеры симбиозов, приведенные в нашей книге, можно расположить еще по степени глубины сожительства и взаимодействия. Тогда нетрудно выделить примерно такой ряд. Начинается он со случаев простого сближения в пространстве, когда один организм получает от другого место жительства, защиту или обретает в его лице средство передвижения. Затем идет комменсализм, при котором сожитель получает также пищу, по сам не приносит хозяину никакой пользы. В следующей группе примеров окажутся такие случаи, при которых сожители, находящиеся в наибольшем выигрыше, начнут оказывать хозяину все более значительные услуги, пока в конце концов эти услуги не станут по-настоящему взаимными (как в истинном мутуалистическом симбиозе), а сами симбионты совершенно не утратят способности жить самостоятельно. Наконец, в самом конце, а лучше и правильнее сказать, на самой вершине пирамиды безраздельно "господствует" лишайник, как подлинно синтетический организм и высшее выражение потенций, заложенных в симбиотическом союзе.
Все члены этого ряда связаны друг с другом неуловимыми переходами (градаций тут не счесть!) с самыми тонкими нюансами взаимной "услужливости", о которых чаще всего науке просто ничего не известно. Поэтому наш ряд не более как грубая схема. Но она может служить очень удобной "шкалой" для суждения о том, как потенции симбиоза претворялись в жизнь.
И вот теперь, осуществив подобную классификацию, нетрудно понять, что наша градация выражает одновременно и глубину взаимодействия симбионтов, и этапы становления их альянса в истории развития жизни на Земле. Действительно, уже простая логика приводит к мысли, что те пары организмов, "дружба" которых зашла особенно далеко, встали на путь симбиоза раньше других. Истоки их взаимной "симпатии" уходят в самые древние времена. Те же, кого мы застали сейчас на стадии нахлебничества, или те, кто не слишком нуждаются в участии друг друга, скорее всего вступили во взаимный контакт сравнительно недавно, и их симбиоз еще молод. В подтверждение того, что дело обстоит именно так, наука располагает теперь достаточно вескими документальными свидетельствами. Однако здесь опять-таки надо оговориться, что жизнь не один раз могла посмеяться над нашими расчетами и сделать кого-то неразлучными друзьями с самого юного (конечно, в геологическом понимании) возраста.
Итак, один, наиболее вероятный, можно сказать "столбовой", путь в настоящий мутуализм — это "обращение" комменсалов. Трудно допустить, чтобы обоюдополезный альянс с самого начала, после первых же удачных встреч, развивался на основе взаимности, минуя "эгоистическую" стадию. Таких примеров и не подобрать.
Всего один шаг отделяет комменсализм от того рубежа, когда из объединения начинают извлекать преимущества оба организма. Вспомним, что именно на этой переходной стадии мы застали многих обитателей коралловых рифов. Да и вне коралловых "владений" всюду в океане можно встретить комменсалов. Почти в каждой "норке" оседлого беспозвоночного животного легко найти роющего червя, в каждой раковине и в теле каждой губки сидят разные "незваные гости", не причиняющие своему хозяину ни добра, ни зла. Но вот кишечнополостные и губки, залезшие на спину краба (или посаженные туда им самим), уже приносят ему пользу — делают его менее уязвимым для врагов, хотя до полной взаимозависимости им еще далеко.
Есть и второй источник, из которого будущие симбиозы черпают своих "волонтеров". Это… паразиты. Как стало недавно известно, изрядная их доля с течением времени также становится на путь более "праведной" жизни. Поскольку при мутуализме антагонизм сглаживается и тесное единение начинает приносить плоды обеим сторонам, оно оказывается и более устойчивым. У него появляется больше шансов быть отобранным естественным отбором и закрепиться в грядущих поколениях.
Возьмем опять-таки лишайники, которые своим разнообразием лучше всего демонстрируют постепенную эволюцию от паразитизма к мутуализму. У наиболее примитивных форм гриб проникает в клетки водорослей и по существу ведет себя как паразит. У других лишайников, прошедших длительный путь совершенствования, мицелий гриба не смеет вторгаться в водоросли, и оба организма живут в полной гармонии. Вспомним также клубеньковые бактерии бобовых, микоризу или грибы орхидей. Не случайно мы так подробно рассказывали, с чего начинается "знакомство" будущих друзей. Разве переход от паразитизма в "ранней юности" к взаимному сотрудничеству в "зрелые годы" не отражает эволюции, некогда проделанной их предками?
Итак, для нас важно было отметить, что настоящий симбиоз, подобно горным рекам, питающимся и снегами, и ледниками, пополняется из двух источников: непосредственно за счет комменсалов или более кружным путем — через посредство паразитов. Обратного превращения в природе никто не наблюдал. Что касается паразитов, то сами они зарождаются в кругу комменсалов. На происхождении паразитов мы специально останавливаться не будем, но игнорировать их роль в эволюционной судьбе симбиозов означало бы грешить против фактов.
Есть ли основания для частичной реабилитации паразитов?
К паразитам все питают естественное отвращение. Само слово "паразит" прочно вошло в лексикон обиходных бранных слов, с которыми мирятся литературные редакторы. Им испокон веков обозначали что-то нехорошее. Может ли вообще стоять вопрос о какой-либо ревизии наших отношений к паразитам в дикой природе?
Но давайте предоставим слово науке. Она должна быть выше эмоций и всегда говорить только истину, какой бы обескураживающей она порой ни была. А современная наука сильна еще тем, что в состоянии смотреть на вещи шире, чем смотрели раньше.
Именно наука смогла рассеять былое заблуждение, будто волки и хищные птицы абсолютно вредны и их следовало бы истребить полностью. Оказалось, что делать этого нельзя, и, как ни странно, по той причине, что полное исчезновение хищников создало бы угрозу здоровью и самому существованию их жертв. Численность хищников должна поддерживаться на каком-то минимальном уровне, обоснованном научными прогнозами. К голосу ученых теперь внимательно прислушиваются. И вот показательно, что с реабилитацией волков "по науке" кое-где так перестарались, что они, пользуясь благодушным настроением людей, вновь размножились до угрожающих размеров.
Стало быть, с хищниками, никогда не вызывавшими симпатий, теперь все ясно. Но примерно такому же пересмотру подвергают сейчас и роль паразитов. Они, конечно, наносят вред какой-то части особей, снижают энергию их размножения, но правильно ли думать, что без паразитов и хищников популяции, на которые они действуют, всегда бы процветали? Знаменательно, что, ополчившись на, казалось бы, извечных злодеев природы — хищников и паразитов, люди вдруг пришли к парадоксальному выводу, что и те и другие совершенно необходимы для ее сохранения.
Ключ к такой переоценке "ценностей" дало нам в руки изменение масштаба собственного мышления. Когда к паразитам подходили с узкой меркой сиюминутного результата их вредоносной деятельности, ничто не могло смягчить нашего законного негодования. Действительно, истощение сил организма, за счет которого
