В отличие от несколько ироничного и весьма краткого выступления своего коллеги барристера, речь обвинителя была более эмоциональной и долгой. Помимо этого она была стройна и последовательна и лишена как элементов надуманного абсурда, так и обращений за помощью к Всевышнему. Он оперировал формулировками древних — еще королевских — и более поздних — парламентских — статутов, искусно, словно фокусник, извлекая из багажа своей многолетней обвинительской практики вполне подходящие для данного случая судебные прецеденты, сплетая таким образом из двух ветвей английского права некий венок консолидированного закона. При этом его нельзя было обвинить в беззастенчивом вторжении в сферу судебного законотворчества, монопольные права на которое имел только суд, поскольку свои манипуляции со статутами и прецедентами он, по его собственным словам, осуществлял лишь с целью квалификации того или иного факта с точки зрения закона, что как раз и требовалось знать присяжным для выработки ими вердикта. Дэвид Максвелл Файф сыпал высказываниями известных мыслителей и правоведов, не всегда утруждая себя упоминанием имен их авторов.
— Думать о человечестве и хорошо и приятно во время мира, джентльмены, но, когда твоя страна ведет войну, любое действие и даже слово в защиту человечества преступно по отношению к родине. Для настоящего же солдата и в мирное время, и на войне понятие «человечество» есть абстрактная философская категория, не более того. Верность отечеству, вере, королю, долгу и присяге — вот те принципы, которые должны определять все его поступки в любой ситуации, чтобы ни происходило вокруг. Сохранять верность, хотя бы небо рушилось на землю, — вот мое твердое убеждение!
Аплодисменты.
Несомненно, Файф находился в гораздо более выгодном положении, по сравнению со Скерритом. Ему не нужно было доказывать, что белое — это черное. Белое он называл белым и, имея в своем распоряжении множество аргументов в подтверждение этого столь легко доказуемого факта, приводил их все, стремясь разложить по полочкам и ящичкам в головах присяжных, так, чтобы в них не осталось уже места для чего-либо другого.
— Имеем ли мы право узаконить прецедент, именуемый «измена Алекса Шеллена»? — вопрошал он. — Простив его действия, расценив их как вызванные стечением особых обстоятельств, проявив жалость к человеку, к его молодости в ущерб таким понятиям, как верность солдата и подданного? Нет, нет и нет! Глубокоуважаемый мною мистер Скеррит, перечисляя здесь известные ему мотивы, побуждающие человека к измене, не осознавал, что страх, например, в определенных обстоятельствах может быть как раз смягчающим фактором преступления. Запуганного, сломленного физически и униженного нравственно пленного солдата всегда можно понять и простить, учитывая, что не все в этот мир приходят героями. И окажись Шеллен в таком положении, неужели же мы не приняли бы во внимание отчаяние или сломленную психику этого двадцатипятилетнего парня. Но предать хладнокровно, под воздействием только собственных умозаключений и субъективных выводов! Добровольно предложить свои услуги врагу! Этому нет прощения! — Аплодисменты. — Этому нет прощения еще и потому, что иначе нас ждет хаос анархии, развал армии и угроза самому существованию Великобритании. Ведь представьте себе на минуту, что не пленный флаинг-офицер, а гораздо более крупный командир вдруг повернет свое соединение (или целую армию!) против собственного государства, вспомнив о человечестве и о том, что в некоторых случаях такое допустимо.
Завершая свою речь, Файф обратился к присяжным:
— Измена офицера Шеллена не имеет аналога в современной истории нашей страны. Это и наглый акт попрания закона, и одновременно оскорбление чести и достоинства Королевской армии. И ваш вердикт, господа, не должен лишить Высокий суд лордов возможности достойно покарать изменника. Я закончил, ваша честь.
Нельзя сказать, что речь обвинителя была отмечена более громкими аплодисментами, по сравнению с теми, что прозвучали после речи защиты. Но они были гораздо настойчивее. При этом часть публики в зале встала и продолжала хлопать даже после того, когда лорд-председатель принялся колотить своим молотком, призывая к тишине. Подействовала только угроза лорда-распорядителя очистить зал.
Еще раз стукнув молотком, лорд Баксфилд, на которого, казалось, ни та ни другая речь не произвели ровным счетом никакого впечатления, обратился к присяжным:
— Господа присяжные, теперь вам предстоит выработать общий вердикт по каждому из трех пунктов обвинительного акта. При этом вы отвечаете только на вопрос: «Виновен или не виновен?» и только словами «виновен» или «не виновен», и никак иначе. Кроме этого вам предстоит выработать специальный вердикт по каждому из трех пунктов обвинительного акта. В этом случае вы отвечаете на вопрос: «Заслуживает или не заслуживает снисхождения?» Прежде чем вы отправитесь в совещательную комнату, должен напомнить вам одну из основополагающих формул английского права, выведенную в конце XVI века лордом Коком: «Sicut ad quaestionem facti non respondent judicos, ita ad quaestionem juris non respondent juratores» — юристы не должны разрешать вопросы факта, равно как и присяжные не должны разрешать вопросы права. Другими словами — устанавливайте факт, не давая ему правовой оценки. Однако считаю своим долгом еще раз напомнить вам, что санкция по каждому из пунктов обвинительного акта, предъявленного подсудимому Алексу Шеллену, предусматривает смертную казнь, что налагает на вас особую ответственность. Настоятельно рекомендую вам еще раз перечесть стенограммы речей адвоката и обвинителя, а если потребуется, то и всего судебного процесса, которые будут переданы вам в течение часа. При этом помните о милосердии и не забывайте о справедливости, а также имейте в виду, что они не всегда согласуются друг с другом. Итак, желаю удачи, и да поможет вам Бог!
Когда присяжные поднялись со своих мест, лорд Баксфилд объявил о перерыве заседания до следующего утра, в последний раз стукнув судейским молотком.
— Как вы думаете, какой будет вердикт? — спросил Алекс Джона Скеррита, когда они в тюремном автобусе возвращались в Уондсворд.
— Обвинят по всем трем пунктам единогласно. Это вне всякого сомнения. Но ваша жизнь зависит от суммарного значения специальных вердиктов. Я почти уверен, что также по всем трем пунктам вас признают заслуживающим снисхождения, вот только… — Скеррит сжал губы, задумчиво покачав головой. — Ладно, не будем гадать.
В ту ночь Алекс не смог уснуть вообще. Он перечитал в принесенных ему газетах все, что хоть как-то касалось его самого, затем политические новости и все прочее, вплоть до частных объявлений. Он еще раз прочитал комментарии о том, что 1 числа Сиам подписал мирные договоры с Англией и Индией; узнал об очередном недомогании короля, которому врачи не первый уже раз настоятельно рекомендовали бросить курить; о том, что 6 января была одержана самая крупная победа в истории профессиональной футбольной лиги Англии, когда команда «Стокпорт Каунти» разгромила на своем поле «Галифакс» со счетом 13:0…
* * *
— Мистер Катчер, — обратился лорд Баксфилд к старшине жюри присяжных.
— Да, ваша честь, — отставной полковник поднялся, замерев по стойке «смирно».
