— Гусятников, девять.
7
Дом девять по Гусятникову переулку, плебейский совдеповский короб неопределенно-почтенного возраста, неуверенно приткнулся к роскошному отремонтированному югендстильному домине, начиненному, судя по табличке, «Кадастровым центром „Земля“». Напротив приосанился особняк Торгово-промышленной палаты; лоснились тугими черными боками сваленные в переулке бурдюки представительского класса. Свернув во двор, Антон ожидаемо остановился перед дверью с обрывками объявлений и двумя рядами кнопок.
Ждать пришлось минут пятнадцать, пока дверь, клацнув, не открылась изнутри, медленно и не до конца. Оттуда выдавилась боком толстая девица, таща на буксире спотыкающуюся о порог коляску. Антон придержал увесистую створку, выпустив мамашу с личиком грызуна, и шагнул в гулкий сумрачный подъезд: измазанная оттепельной жижей плитка, широкая лестница, дважды сворачивающая по пути с этажа на этаж, лифт в квадратном колодце из густой металлической сетки, заросшей толстой пылью.
Следя за номерами квартир, он дошел до пятого этажа. Нужная ему дверь не была закрыта: высокая створка, чуть отклонившись наружу, оставила темную щель сантиметров в пять. Антон поколебался, потом позвонил. Трель прозвучала слишком близко и громко. Никакого шевеления внутри, однако, так и не возникло. Антон подождал, позвонил еще. И еще… Нерешительно потянул ручку на себя.
Узкая, непроглядная почти прихожая, какой-то обшарпанный комод, одна дверца распахнута. Дальше в коридоре — из проема комнаты, видимо, — торчит что-то вроде опрокинутого стула. «Эй!» — позвал Антон, невольно понизив голос. Плотная тишина не подалась.
Налево — кухня. Окно на угрюмый брандмауэр с кривоватым членистым вентиляционным коробом. Никого.
В коридоре под ногой хрустнуло — Антон нагнулся: мелкое стеклянное непонятное крошево… Деньги… Баксы… Бумажка в двадцать долларов на полу. Еще одна… И еще… Смутное, но неприятное ощущение скребло все настойчивей.
Снаружи темнело, а тут и вовсе ни черта было толком не видать. Но включать свет Антон не решался.
Там действительно стул валялся, на пороге комнаты, причем не просто поваленный, а полуразломанный: спинка и задние ножки почти оторваны. Сделав еще шаг, Антон увидел, что это лишь часть дикого комнатного разгрома: другой стул, офисный, перед компьютерным столом, тоже был повален, монитор хлопнулся экраном в паркет и что-то еще щедро по паркету рассыпалось… Но все это даже не дошло толком до сознания — ничего из увиденного, кроме ног. Ног лежащего ничком человека, почти параллельных: в черных, сбрызнутых понизу уличной грязью джинсах, в темных носках с вытертыми ступнями…
Антон замер. Без единой мысли. Некоторое, не зафиксированное им самим (вряд ли, впрочем, долгое) время он пребывал в этом оцепенении, а вышел из него не полностью и не без потерь в весе, координации и способности связно думать.
Мелко и невпопад переступая, он вдвинулся в комнату. Он почти не сомневался, что перед ним Мас, но не мог удостовериться: человек лежал головой в угол между диваном и подставкой под свороченным телевизором, лица видно не было. Свитер и майка задрались, высоко открыв длинную спину с ложбинкой посередине. Выше ворота из шеи что-то вертикально росло — черное, цилиндрическое, с красным.
Антон заставил себя приблизиться. Брякнула задетая коробка сидюка (стойка для них была сшиблена, и диски разлетелись на полкомнаты). Мас… Ну да…
«Пульс пощупать: вдруг жив еще…» — заикнулись где-то на периферии сознания; но когда Антон разглядел, куда и как вогнали Ивару то, что из него торчало — под самое основание черепа, в затылочную ямку, почти по рукоять (пластиковую, черную с красным) — понял, что не будет никакого пульса.
Он резко обернулся, забыв дышать. Тихий, едва слышный звук почудился сзади… где-то в прихожей… Стук?.. нарочито мягко прикрытой входной двери?..
Две, три, пять секунд… — и шаги: вкрадчивые, но все равно внятные из-за твердой зимней обуви и старого паркета.
Антон стоял, слушая уханье собственного сердца. Шаги чуть отдалились — видимо, вошедший, как до него Антон, заглянул на кухню. Снова приблизились. Стихли: ЭТОТ разглядывал рассыпанные по коридору баксы…
Антон вдруг вспомнил, что, когда он поднимался по лестнице, за ним внизу кто-то шаркал, тоже негромко так, а потом, когда он стоял перед открытой квартирой, замолк (хотя двери, кажется, никакие не хлопали)…
Шаги возобновились, и в проеме объявился, осторожно заглядывая в комнату, бритый частный сыщик. Каринкин приятель. Артем.
Они встретились с Антоном взглядом — но тут же сыщик уставился на мертвеца. Губы его поджались, лицо застыло. Он снова глянул на Антона (пнул глазами) и споро, но аккуратно обойдя Маса с другой стороны, присел у того над головой.
— Масарин? — осведомился полушепотом, показавшимся Антону деловитым.
Тот кивнул. Хотелось сглотнуть, но не выходило.
— Крестовая отвертка, по-моему… — пробормотал бритый, и далеко не сразу до Антона дошло, о чем это он.
— Остыл уже… — констатировал Артем, коснувшись горла лежащего. Встал, присмотрелся к Антону. Потом ткнул большим пальцем за спину, в коридор, и еще башкой мотнул для наглядности.
Антон тупо двинулся из комнаты, почти не соображая, что делает.
— Че-нибудь трогал? — спросил Артем все так же негромко.
Антон помотал головой.
— Стой, — велел бритый, когда он направился к выходу. — Тихо…
Он обогнал Антона, встал у самой двери, прислушиваясь. Потом поджал правую руку, втянув кисть в рукав дубленки, рукавом этим взялся за ручку и чуть толкнул створку. Выглянул. Обернулся к Антону, дернул шеей: давай, мол. Тот протиснулся мимо сыщика на лестничную площадку, и Артем аккуратно прикрыл за ним дверь. Слегка неверными ногами Антон ступил на лестницу.
— Так, теперь спокойно и без шума… — пробормотал словно бы отстраненно сыщик, нагоняя, мягко беря чуть повыше правого локтя и придавая Антону некоторое ускорение. — Не обращая на себя внимания… — Они быстро, но без торопливости спускались практически плечо к плечу. — Ты же не хочешь, наверное, с ментами разбираться…
Когда они были на промежуточной между первым и вторым этажами площадке, под ними звонко щелкнул кодовый замок, заквакала пружиной открывающаяся дверь подъезда, застучали шаги. Артем, все не выпускавший Антоновой руки, притормозил его. Они молча стояли, слушая, как гудит над головой разбуженный лифт, как внизу шуршат и переминаются. «Давление перегретого сухого пара, — сказал мужской голос, — шиисят килограмм на квадратный сантиметр. Высота дымовой трубы — сто двадцать метров. Люфт трубы по документации при ветре — полметра в любую сторону…» Лифтовый ящик, протекая светом из щелей, проехал мимо, замер, загремели двери. Сыщик подтолкнул Антона. «В трубном цеху все переговоры персонала только по переносным рациям, — глухо донеслось из поползшего вверх ящика, — Ответственность ох…нная! Котельная отдыхает!»
