первым выступал тот самый обвинитель — напомаженный и холеный Архимедий Завуллон (ох и имечко-то! Наверное, именно из-за него он такой злой…)
Красноречие обвинителя было феноменальным.
— Уважаемые друзья, — начал он хорошо поставленным голосом оратора. — Мы сегодня собрались здесь, чтобы судить злостного преступника, оказавшегося самым настоящим темным магом. Раскрыть этот факт удалось при помощи новейшей разработки министерства артефакторики, и я смею надеяться, что с помощью подобного «оружия» очень скоро мы сможем очистить наше великое королевство от гнилостного запаха темной магии!
Послышались хлопки одобрения, но поддержали эту речь далеко не все. Представители Академии, эльфы и люди профессора Фролла не хлопали. Похоже, не все тут настроены против меня…
— Итак, надеюсь, заседание будет коротким, потому что обсуждать нечего: вина подсудимого очевидна…
— Протестую! — воскликнул защитник, которого нанял для меня профессор Фролл. — Обвинитель не имеет права навязывать суду свое мнение.
— Согласен, — произнёс судья — крупный грузный мужчина, одетый в черную мантию. Он носил темные очки, чтобы никто не мог увидеть выражения его глаз. — Обвинитель, воздержитесь от личного мнения. Говорить только о фактах.
Одним своим видом судья наводил страх, и Архимедий поспешно извинился.
А дальше начался длинный монолог о том, как я якобы пробралась в Академию магии с весьма дурными мотивами и скрыла факт владения темной магией. Более того, посмела ввести в заблуждение профессора Фрола и обманом вошла в его семью.
Слава Богу, что не стали обвинять моего приемного отца! Это очень порадовало.
Но всё остальное выглядело весьма скверно.
Началась вереница выступления свидетелей. Разбирали моё поведение в Академии, вызывали однокурсников и даже Аму, которую выцепили откуда-то из города (она-то уволилась уже). Девушка яростно защищала меня, за что я была ей благодарна, и обвинитель недовольно скривился, поспешно отпустив ее прочь.
Ребята и девушки из моего потока говорили обо мне крайне осторожно. Нашлись те, кто упрочил обо мне негативное мнение. Кажется, я с самого начала раздражала их великодворянское происхождение своим плебейством.
Но многие сказали в мою защиту, что считают меня отличным парнем и желают видеть и в Академии и дальше.
Было приятно, но после выжигания, то есть запечатывания дара об учёбе мне пришлось бы забыть.
Наконец, вызвали Элеона. Он проходил как свидетель, который общался со мной ближе всех.
На него-то обвинитель и напал, пытаясь выставить едва ли не соучастником моих преступлений.
Мол, Элеон, как наставник, мог давно заметить во мне магические отклонения в темную сторону, иначе он совершенно некомпетентен. Если заметил, то скрыл, а значит, преступник. А если не заметил, то грош цена такому наставнику и учащемуся.
У меня всё внутри кипело от негодования, многие преподаватели Академии тоже разволновались. Кто-то даже порывался прервать поток грязных обвинений, льющихся из уст Архимедия, но это было запрещено законом.
Наконец, дали слово самому Элеону и он, сохраняя удивительное хладнокровие, произнес:
— Не буду судить о своих способностях, у меня есть судьи, — он указал на учителей, — а вот в защиту Тиноля я должен сказать следующее: есть зафиксированный всем преподавательским составом факт того, что мальчик спас жизнь одному из учителей и всей своей группе в день поступления. Он первым заметил тварь, вырвавшуюся из Зеркала Миров — это такой Артефакт, находящийся в нашей Академии. Если бы он имел столь злостные намерения, как вы говорите, разве стал бы так поступать?
— Он мог просто втираться в доверие! — взвизгнул глубоко возмущенный обвинитель, раздражаясь, что кто-то с ним посмел спорить.
— Тиноль о своём поступке никому не сказал! — жестко прервал его Элеон. — И никто даже не узнал бы о его участии, если бы Зеркало Миров не имело функцию создавать временные записи происходящего. Мы бы тоже ничего не узнали. Так что версия с игрой на публику отменяется. Более того, он прилежно учился и был весьма послушным малым, и это подтвердят абсолютно все учителя. Ни одного нарекания, ни одной достаточно серьезной ошибки. Поэтому не стоит нагнетать обстановку, господин Завуллон! Вы намеренно представляете парня в негативном свете, чтобы выиграть дело!
— Я протестую! — заорал обвинитель не своим голосом. — Меня оскорбляют!
— Успокойтесь! — осадил его суровый судья. — Соглашаюсь со свидетелем. Есть факты того, что обвиняемый хорошо учился и ни разу не был замечен в чем-то негативном. Продолжаем заседание…
Глава 44. План Ирхоля…
Дальнейшее заседание суда было фарсом.
Несмотря на то, что большая часть свидетелей выступала в мою защиту, обвинитель информацию выкручивал так, что я всё равно выглядела в дурном свете. В конце концов, он вызвал Ирхоля, но принц отказался свидетельствовать на суде, сославшись на траур.
— Понимаю, — злорадно посмотрев на меня, проговорил Архимедий. — Вы пришли исключительно понаблюдать, как будет справедливо приговорен тот, кто приложил руку к смерти вашей сестры. Примите мои соболезнования!
Ирхоль не стал возражать, а только степенно кивнул. Меня огорчило такое равнодушие, хотя я догадывалась, что подобное поведение является всего лишь частью его плана по моему спасению.
Но я ведь так и не решила, что мне делать!
Когда смотрела на смертельно бледного Элеона, сердце разрывалось на части. Мне так хотелось быть с ним, снова и снова окунаться в его нежность и защиту, но…
Как же быть?
В разуме царил кавардак, в груди всё сжималось, мысли путались. Я была вымотана до предела и чувствовала себя потерянной.
И вдруг над ухом раздалось знакомое шипение.
«Вайхо»!
С тех пор, как ящерка удивительным образом воскресла, она начала периодически появляться в поле зрения, хотя и ненадолго. Артефакт был ослаблен и не мог долго взаимодействовать с физическим миром, но постепенно набирал силу, черпая её у меня.
И вот она снова явилась, приняв малую форму и спрятавшись в волосах.
— Бежать… — шипение неожиданно сформировалось в весьма определенные звуки, а те — в слова. — Здесь смерть. Только бежать…
Я ошарашенно замерла. Неужели «вайхо» научилась говорить!? Поразительно! Но что это означает? Меня убьют???
— Нет шансов… — прошипела ящерка напоследок, чтобы развеять все оставшиеся сомнения. — Оставаться — смерть…
И в тот миг я осознала, что никакого выбора у меня нет.
Посмотрела на Элеона и поняла, что действительно прощаюсь с ним навсегда. В глазах закипели слезы.
— Прощай, любимый… — прошептала беззвучно. — Жаль, что не смогу сказать тебе самых важных слов лично. Я люблю тебя! Забудь меня, прошу…
* * *
Суд больше часа был на совещании, обдумывая приговор, а когда судья вернулся, то выглядел слишком мрачным, а вот обвинитель, наоборот, подозрительно довольным. Все присутствующие лорды тоже уединялись с представителями суда, так что картина была предельно ясна:
