сообщила Даша. Строгий, под горлышко белый свитер туго натянулся на высокой груди. В разрезе длинной, до пят, черной юбки прорисовалась ножка, которую бульварные романисты назвали бы точеной.
Эля поглядела на заворожено пялящихся в разрез мальчишек и вздохнула. Ей уже не раз хотелось попросить Дашу одеваться не столь традиционно. Может, тогда парни будут больше думать о предстоящих экзаменах?
— Изя, будь любезен, домашнее задание… Изяслав! Ты меня слышишь?
— Да, Элина Александровна, сейчас… — и он по локоть засунул обе руки в рюкзак, разыскивая тетрадь. В рюкзаке что-то шуршало, гремело, перекатывалось и кажется даже тоненько голодно попискивало.
— Почему на прошлое занятие никто не соизволил явится? — дожидаясь исхода археологических изысканий, грозно поинтересовалась Эля.
— Так Ханука же! — лукаво склонив русую голову к плечу, сообщил Марат. — Мы с родителями на рождественские каникулы уезжали.
Ага, вот-вот, Ханука на рождественские, очень типично. Ладно еще Степанова, но Эля была более чем уверена, что остальные воспринимают Хануку примерно как ее прочие ученики — Троицу. Религиозный аспект их не волновал, зато лишний выходной — всегда вещь! Короче, до Троицы им была та Ханука.
— А вступительные по физике за вас бог будет сдавать или все-таки Пушкин? — ворчливо поинтересовалась Эля. Последнее время она ловила себя на том, что терпеть не может любые праздники. А особенно нетерпимо относится к праздничным поездкам своих учеников, из-за которых будущие абитуриенты пропускали занятия. Нет занятий — нет оплаты, и Эля не могла избавиться от ощущения, что деньги на путешествия родители учеников вынимают непосредственно из ее кармана.
Изя-Изяслав поднял от рюкзака несчастную мордашку потерявшегося дитяти:
— Тетрадки нету, Элина Александровна! Наверное, у мамы в сумке осталась. Вы там наверху среди «животных танцюристок» моей мамы не видели?
С трудом припомнив, что в числе увешанных побрякушками танцовщиц и впрямь мелькала монументальная фигура Изиной мамаши — с ее животом только восточными танцами и заниматься, он и без хозяйки, отдельно спляшет! — Эля кивнула.
— Так я сбегаю… — подорвался Изька.
— Сидеть! — рявкнула Эля так, что бормотание самодеятельных поэтов в зале испуганно сбилось, из-за стеллажа выглянула недоумевающая библиотекарша, — Знаю я тебя — там застрянешь и будешь на отплясывающих гурий пялится. — понизив голос, сказала Эля, — После занятия принесешь. У кого есть, открыли тетради, а этому несостоявшемуся шейху дайте листочек.
Хихикающая компания зашелестела страницами, а из-за стеллажей снова выскочила библиотекарша. Вслед ей тонкий женский голос пафосно завывал:
…За мир! Шалом! Лехаим иде!
Сплочен в едино Торою народ.
Пусть светит нам Звезда Давида
В салюте звезд космических высот!
— Можно у вас попросить политического убежища? — умирающим голосом сказала библиотекарша.
— Основания? — строго сдвинув брови, железно-административным голосом иммиграционного чиновника вопросил Марат.
— Как пострадавшая от поэтического иудаизма, — пробормотала Эля, перелистывая распечатку экзаменационных тестов.
— Не понимаю, зачем вы вообще им разрешаете… — неожиданно возмущенно накинулась Даша на библиотекаршу, — Тора — не эта… как там она у них называлась… не программа Коммунистической партии! У этих старичков иудаизм теперь вместо строительства коммунизма!
— Ну и пусть… — тихо обронила Эля, — От Торы не убудет, а старичкам легче. На весь наш город здесь, в общине, единственное место, где ими вообще интересуются, у них тут общение. Другие пенсионеры, между прочим, ради этого по митингам шатаются. Пусть уж лучше стихи пишут.
— Пусть, — кивнула библиотекарша и прагматично добавила, — У нас гость из Штатов сидит, от фонда, который нас финансирует. Что они несут, он, слава богу, не понимает, а впечатление произведут.
— Гость из Штатов от фонда, — медленно и раздельно повторила Эля, чувствуя, как хорошее настроение бесследно тает, пропадает, заменяясь привычной тоской в сочетании с нарастающей злобой, — Сидит, значит. И ничего не понимает? А ну-ка я посмотрю, что за гость! — она сорвалась с места.
— Эля! Эль, ты куда? — окликнула ее перепуганная библиотекарша, но Элю уже было не удержать. Она выскочила из-за стеллажей и самым натуральным образом зарычала, как рычит сторожевая псина, завидевшая на дворе чужака.
Отгородившись пустыми рядами стульев от внимающих самопальной поэзии бабушек, в конце зала восседал молодой загорелый мужик в твидовом английском пиджаке. Темноволосую голову прикрывала элегантная шелковая кипа.
Звонко молотя каблуками сапог, Эля решительно двинулась к нему через зал. Темноволосый поднял голову и увидев Элю, просиял приветственной улыбкой на тридцать два зуба.
Разлыбился, гад! Эля грозно нависа над ним:
— What are you doing here?*
Очередной чтец-декламатор у микрофона недоуменно смолк — слушательницы, мгновенно позабыв о высокой поэзии, дружно переключились на разгорающейся скандал.
Бен Цви поднялся навстречу Элине. Выглядел он при этом даже не как живой человек, а как картинка респектабельного американистого мачо еврейского происхождения, сбежавшая из глянцевого мужского журнала.
— Что может делать еврей в еврейской общине? — со своими поставленным гарвардским произношением спросил он.
— Во всяком случае, не отвечать вопросом на вопрос! — рявкнула Эля, задирая голову. Вымахал на две головы выше Эли, гомункулус хренов! Чисто куст — его обрезали, он в рост пошел, — Вы сядьте, нечего торчать посреди зала!
— Я не могу сидеть, когда женщина стоит, — явно растерявшийся перед ее напором пробормотал он.
— Ничего, мне так удобнее смотреть на вас сверху вниз!
— Элька, ты чего орешь?! — дергая Элю за свитер, страшным шепотом зашипел ей в ухо библиотекарша, — На денежных американцев нельзя кричать…
— Они от этого нервничают и доиться перестают! — закончила за нее Эля. Она понимала, что надо бы замолчать, но неконтролируемое бешенство несло ее, не позволяя остановится, — Ничего, ты не волнуйся, он для этого сюда и приехал!
— Чтобы ты на него наорала? — робко переспросила окончательно потерявшаяся библиотекарша.
— Я не ору! Я разговариваю! — буркнула в ответ Эля и плюхнулась на стул. Переходя на страшный шепот, вопросила, — Вы за мной следите, да? Я в морг — и вы в морг…
— Увы… — он уселся рядом, уголки губ его подергивались улыбкой, — Я глубоко верующий человек, и даже в случае вашей смерти не смогу совершить самоубийство. К тому же, вы торопите события — для таких серьезных обязательств мы еще слишком мало знакомы.
— Не морочьте мне голову! Я же вам сказала — все разговоры только через начальство!
— А я вам ответил, что меня не интересуют разговоры с вашим начальством! — что Цви начинает сердится чувствовалось разве в чуть более жестком тоне. Хищная горбоносая физиономия оставалась совершенно невозмутимой и голос звучал по-прежнему любезно, словно он не замечал или просто не считал нужным замечать Элино раздражение. — Я приехал, чтобы именно вы прояснили интересующие меня вопросы.
— У меня нет времени ничего вам прояснять, — мало того, что декан с завом взбесятся, так еще СБУ на нее
