успокоится. Мало того, на вечеринке в сваху заделался, запер Миру со мной в одной комнате, а тут теперь еще и мозг вынести пытается.
– Закройся, мамочка, – откидываюсь на спинку дивана. – Она знать меня не хочет, убежала к своему парню. Я, знаешь ли, не хочу быть пятым колесом.
Так в жизни бывает. Один человек любит – другой пользуется. Я всегда был на стороне последних. Никогда не задумывался, как это невыносимо больно любить кого-то, кто вместо тебя видит дыру в пространстве. Пустое место.
И она никогда не посмотрит на тебя зачарованными глазами. В ее отражении не будет бликов наших собственных звезд.
Что я там могу спасти? Вернуть? Если моя любимая девушка банально не видит во мне ничего. И все, что она хочет, – чтобы ее оставили в покое. Но для меня это был чистый ад. Самые темные и неприметные его закоулки.
– По-твоему, что случилось? – усмехается Дима. – Князева приехала по распоряжению Евы, и все? Потом случайно приготовила тебе обед и уснула? Ах, и еще всю ночь делала горемычному компрессы? Исключительно по доброте душевной, конечно же.
– Сотня, я тоже сначала с ума от счастья спятил, – выдыхаю, буквально заставляя выговаривать себя каждое слово. – Приехал, был выставлен за дверь. Потом там у парадной ее выловил, отвез в ветеринарку и обратно.
– Ну, а дальше? – как заправская сплетница, допрашивает друг.
– Дальше нарисовался этот хмырь.
Ага, так, что не сотрешь его! Весь такой милашка-очаровашка, мальчик-зайчик, чтоб его.
А сегодня в универе Мира банально на меня внимания не обращала. Все стало точно так же, как и прежде. Меня для нее не существует. Но почему, черт побери, невыносимо больно?
– Если тебе станет легче, то я Машу обидел, – вдруг признается Сотников.
А вот это уже интересно. Потому что «Савельева» и «обидел» из уст Сотни – это нонсенс.
– Добро пожаловать в клуб анонимных мудаков. – Перевожу взгляд на своего лучшего друга. – Ну и насколько жестко накосячил?
– Не то чтобы мне есть какое-то дело. – Сотня принимается отрешенно полировать взглядом потолок. Ну точно. Нет дела, верю. Врет как дышит. – Цель оправдывает средства. Меня больше беспокоит другое.
Кхм… что же?
– Можешь поплакаться в жилетку, – смеюсь я, стараясь разрядить обстановку. А то совсем какой-то мексиканский сериал на подходе. Сидят два дебила и ноют из-за девчонок.
Жесть!
– В общем, Мира и Маша знают про спор.
Ну, новость дня.
До Сотни вечно доходит в самый последний момент. Я же Князевой сам все рассказал перед Новым годом, прощения попросил.
– Доброе утро, спящая красавица. Ты там от меня не заразился случайно?
– Чем? Любовным недугом? – Дима брезгливо морщится, так, что всего передергивает, словно он подумал о чем-то крайне мерзком и отвратительном. – Свят-свят, старик. Короче… они смотрели видео.
В смысле они смотрели видео? В сердце екнуло, мысли спутались, и все сознание заволокло ядовитым туманом.
– Подробности будут, или из тебя все надо клещами вытягивать?
– Не тупи, Тарасов. Егор снимал наше пари на камеру.
Это какой-то сюр!
Официально заявляю, теперь совершенно точно ничего не понимаю. Может, хватит там уже шарадами инфу выдавать?
– Сотня, ты можешь нормально сказать, а? – Я потерял всякое терпение. – Какое отношение это чертово видео имеет к…
– Прямое. – Он подошел ко мне и сунул почти в нос переписку с Савельевой.
Из которой ясно черным по белому, что в моей жизни настал окончательный и бесповоротный конец света. Потому что если это правда…
Одновременно в моей душе взрывались фейерверки, салюты и боевые гранаты. Не понимал, то ли мне радоваться, то ли, наоборот, в депрессию впадать.
– Полагаю, ты не сам переслал Савельевой этот ролик и наш с тобой треп?
– Я, по-твоему, совсем больной? Нет, конечно. Сам сначала не понял, откуда у Машки оно взялось, даже Авдееву морду набил. И брату своему – бонусом.
– И как давно два плюс два сложил?
– Давно, – отвечает Дима. – С самого начала практически.
Риторический вопрос, не надо было отвечать. Лучший друг, называется. То-то все крутился вокруг и к Князевой подталкивал. Совесть замучила?
А я голову ломал, какого фига Сотников в сводники заделался. Вот и объяснение. Вмазать бы ему, да только сам хорош, отличился.
Еще раз взглянул на экран смартфона, хотя мозг отказывался работать. Октябрь… Дата пересылаемых сообщений в аккурат после дня рождения Князевой, про который забыл, кстати говоря.
Да чтоб вас!
Мысли закрутились в голове, подсовывая нереальные и фантастические предположения. Все это время она была обиженной мною девочкой. Мстила в ответ на проклятое пари, на мое холодное равнодушие. Как вообще простить такую хрень можно? Реально без шансов…
Потому, что по этой философии у нее реально были чувства ко мне. Настоящие, искренние, живые, без нотки фальши. Умудрилась довериться мне, сделать шаг навстречу, принять со всем набором недостатков. А я что сделал? Принял как должное, воспользовался любимой девушкой, словно пластмассовой куклой.
Что ей дал, кроме слез, сомнений и переживаний? Периодический секс под соусом из редких прогулок, кофе и прочего. Перед глазами мелькали картинки наших встреч, звонки и переписки, тот последний день за секунду до начала конца.
Действительно дебил. Даже не извинился тогда, что не приехал, сунул какой-то веник, получил свое и свалил. Тогда отец откровенно пристрастился к бутылке, выхода другого не было, но не объяснил же, просто вел себя как последняя сволочь.
А потом моя бедная девочка еще и про пари узнала. И не просто узнала – слышала каждое мое слово. Звездец! Что теперь делать-то?
– Никитос, ты там живой?
– Нормально. – Пожимаю плечами. – Если не учитывать того, что любимая девушка в асфальт меня закатала. Сам как? Что с Савельевой? И не сдавай назад, я вашу горячую переписку своими глазами только что видел.
– По сравнению со мной у тебя есть очень даже неплохие шансы. – Он усмехается, делая вид, словно ему плевать на Машу с высокой колокольни.
– Какие шансы, Димас? Там все холодно.
– Блин, старик, ну извини! Я вообще думал, что ты сразу ее из головы выкинешь. Ну хочешь, вмажь мне!
– Была такая мысль. – Нервно смеюсь. – Забей, проехали.
– Что делать думаешь? Давай вместе к ней поедем, все объясним. Любит она тебя, Тарасов. Чтобы виртуозно мстить, нужно очень сильно гореть.
– Нет, я сам. – Поднявшись, беру с журнального столика ключи от машины.
Даже не понимал, как и во что оделся, просто врубил десятую космическую и полетел к Князевой. Выжимал из тачки все, на что она только была способна. Единственное, по пути совершил набег на цветочный магазин, где скупил все, что можно и
