На спине рабов явил!
Эти события получили широкую огласку. Герцен, известный критик крепостного права, печатал в своем «Колоколе» гневные статьи, где Павлов представал как «рыцарствующий победитель Мурмина» и «столбовой олигарх нашего времени». После отмены крепостного права мурминским крестьянам понадобилось пять лет, чтобы выкупить свои земли у Павлова.
Взгляды Николая Филипповича теперь импонировали властям. Его статья «О возмутительных воззваниях» была высочайше одобрена царем. Многим казался неожиданным переход Павлова в стан бывших противников. Многочисленные эпиграммы на Павлова, его газету и сотрудников печатались на страницах «Колокола», «Свистка», «Искры», «Современника».
В конце 1862 года положение Павлова пошатнулось. Реакционная газета «Наше время» теряла подписчиков и не окупалась, а денег взять было неоткуда. Между тем, на руках у него образовалась довольно большая семья, которую надо было содержать. Здоровье сдавало, он задыхался, но до самой смерти в нем сохранялось «чувство литературного изящества». В 1864 году Николай Павлов умер от «ожирения сердца». Есть сведения, что похоронен на Пятницком кладбище в Москве, но точное расположение его могилы неизвестно.
А. И. Герцен. Художник Н. Н. Ге
В конце 1850—1860-х сношения Каролины с Россией еще теплились, ее публиковали в некоторых изданиях, еще сохранялись немногочисленные личные связи. До полного забвения оставался всего один шаг. Но творчество Павловой было еще дорого славянофилам. В 1859 году по представлению А. С. Хомякова ее избрали почетным членом Общества любителей российской словесности за переводческую деятельность. Почетное членство не имело никакого материального выражения. Были надежды на изданную в 1863 году в Москве с помощью друзей небольшую книгу избранных «Стихотворений» Павловой, но она встретила резко отрицательную оценку в русской периодике. Когда в общественных настроениях господствовала «политика», а не «эстетика», элегические раздумья и салонно-светские «Послания» Павловой, ее взгляды на творчество и назначение художника в духе «чистой поэзии» воспринимались как анахронизм. Памфлетная рецензия М. Е. Салтыкова-Щедрина подвергла стихи К. Павловой резкой критике за «мотыльковость», равнодушие к «участи пахаря», бедность идейного содержания и за эстетику взглядов, «освобождавших» искусство от общественного содержания и больших тем современности.
Книга не дала сборов. А денег не было. Но Каролина не всегда была богатой. Вспомнив скудные годы юности, она решила зарабатывать на жизнь своим трудом и занялась тем, в чем была особенно сильна – переводами.
В Дрездене Павлову навестил Иван Аксаков. «Этот представитель знаменитой семьи любил не человека, а исключительно русского человека, да и то такого только, который родился на Москве-реке или на Клязьме. Русских, имевших несчастие родиться на берегу Финского залива, он уж не признавал русскими». С семьей Аксаковых Каролина всегда была дружна, искренне испытывала к ним теплые чувства. Тем страннее звучит холодный анализ публициста, как будто энтомолог описывает какое-то насекомое. «Боевик пера», как называл его Розанов, записывал: «…Был зачитан Каролиной Карловной Павловой. Она, разумеется, обрадовалась мне чрезвычайно, но через десять минут, даже меньше, уже читала мне свои стихи… Она совершенно бодра, весела, счастлива, довольна собой в высшей степени и занята только собой. Это такой любопытный психологический субъект, который заслуживает изучения.
М. Е. Салтыков-Щедрин. Художник Н. Н. Ге
Казалось бы, катастрофа, ее постигшая, несчастье, истинное несчастье, испытанное ею, разлука с сыном, потеря положения, имени, состояния, бедность, необходимость жить трудами, – все это, казалось бы, должно сильно встрясти человека, оставить на нем глубокие следы… ничуть не бывало, она совершенно такая же, как была, не изменилась ни в чем, только постарела, а все случившееся с нею послужило только поводом и материалом для ее стихов… Это удивительно! В этой преисполненной талантом женщине все вздор, – нет ничего серьезного, задушевного, глубокого, истинного и искреннего, – там на дне какое-то страшное бессердечие, какая-то тупость, неразвитость. Душевная искренность у нее только в художественном представлении, вся она ушла в поэзию, в стихи… Про нее можно сказать, что она вся отравилась художеством и что поэтому в ней не осталось ни одного живого, здорового местечка, ни одного свободного человеческого движения».
К счастью, не только иваны аксаковы встречались на жизненном пути Каролины. В Германии судьба, быть может, впервые по-настоящему улыбнулась поэтессе, подарив новую встречу и теплую дружбу с графом А. К. Толстым (1817–1875). Царедворец, поэт, патриот, историк, писатель, сатирик, насмешник, мистик, авантюрист, силач, красавец, родоначальник литературы абсурда, граф был такой же белой вороной в среде литераторов как Каролина. Сам себя он именовал «двух станов не боец, но только гость случайный». Приехав в Дрезден по своим артистическим делам, Алексей Толстой узнал, что в этом немецком городе третий год уже проживает замечательный русский поэт – Каролина Павлова – и отправился к ней, чтобы возобновить знакомство. Знакомство быстро и естественно переросло в дружбу, продолжавшуюся четырнадцать лет.
А. К. Толстой был широко известен как автор вдохновенной лирики с глубинно выраженным музыкальным началом, психологических новелл в стихах – «Средь шумного бала, случайно…», «То было раннею весной» и др. Совместно с братьями Жемчужниковыми он создал пародийный образ Козьмы Пруткова (более половины произведений благонамеренного Козьмы, особенно в поздний период – авторства Толстого). Постановкой именно его драмы «Царь Фёдор Иоаннович» в 1898 году открылся Московский Художественный театр.
Широко образованный полиглот, он был одним из тех русских писателей и поэтов, кто создавал свои произведения на немецком языке.
Оказалось, что Павлова внимательно следила за успехами Толстого на литературном поприще и по собственной инициативе начала переводить его «Дон-Жуана» на немецкий язык. Кроме того, она уже перевела многие произведения Алексея Константиновича на другие европейские языки. Толстой восторгался творческим подходом Каролины Карловны к переводу вообще и даже выучил некоторые переводы своих стихов наизусть.
Павлова готовила издание «Дон-Жуана» в Дрездене и просила Толстого написать биографическую справку. Толстой сказал о себе несколько слов, не забыв упомянуть, что в детстве сидел на коленях у Гёте. Общая причастность к гению еще более сблизила литераторов.
* * *
Так началось тесное сотрудничество Толстого и Павловой, его непременной переводчицы. Он устраивал ее стихи в русские журналы, при дворе выхлопотал пенсию, которую удостоила назначить великая княгиня Елена Павловна. Тем самым граф навсегда вывел поэтессу из вопиющей нищеты, переведя ее в формат честной бедности.
В 1866 году Каролина Карловна еще раз приезжала в Россию, гостила у Толстого, читала в Москве в Обществе любителей российской словесности отрывки из своего
