такое недоверие? – театрально нахмурился бог воров. – Я крайне решительно настроен.
Даже сейчас сарказм не оставлял его, впитываясь в интонацию, играя оттенками слов и раздражая Кеаск еще сильнее. Богиня шумно дышала, сжимала и разжимала кулаки. Направленный на другого бога взгляд был таким яростным, что мог испепелить целый город. Но Мэйтлэнда это нисколько не волновало. Он продолжал свой рассказ, и в его голосе слышались нарастающие раскаты грома:
– Я убью девушку, которая с ним связана, и это прицепом утащит его в мир Мертвых не позднее, чем с наступлением рассвета. Они благословлены самой Нэндэг, о чем красноречиво поведали распустившиеся над их головами люмининсцерии.
– Невозможно, – прорычала богиня. – Они скрепляют союзы богов и не распускаются в мире смертных!
Мой разум был настолько переполнен впечатлениями, что в нем не осталось места даже для удивления.
– Но это не все, – улыбнулся Мэйтлэнд и подошел ближе к Кеаск. – Я заберу ее душу. Итого в моей скромной коллекции будет шестьсот шестьдесят шесть. А знаешь, что последует дальше? – Его слова казались кинжалом, который вонзили в живот и теперь вспарывали им все тело до горла. – Я разбужу Эхнатаима. Что ты скажешь тому, кого предала? – Мэйтлэнд положил руку ей на плечо и посмотрел в глаза, будто хотел рассмотреть что-то в их глубине. – Ты хоть представляешь, что тебя ждет? Я натравлю морских демонов на твое царство, высушу все реки и озера. Я уничтожу даже те крошки, что у тебя остались. Я сделаю это благодаря ему.
– Он не сделает этого!
– Конечно, сделает. – Бог воров медленно отстранился. – Ведь я подчиню его волю. – Он продемонстрировал Кеаск руку, которая мгновение назад лежала на ее плече. Пальцы, обтянутые в черные перчатки, сжимали цепочку со странным кристаллом, внутри которого что-то пульсировало.
Женщина отшатнулась, как от удара, схватилась за грудную клетку, судорожно постукивая по ней, словно потеряла нечто важное.
– Думала, я не найду его сердце? – неприязненно глядя на ошарашенную речную богиню, спросил Мэйтлэнд. – Я бог воров! Твоим самым глупым поступком было сделать из его сердца украшение, чтобы всегда носить с собой. Лучше бы ты спрятала его в море.
Кеаск издала жуткий крик, от которого мы с Эйлиин зажали уши и осели на землю. Казалось, еще чуть-чуть, и барабанные перепонки лопнут. Речная богиня кинулась на Мэйтлэнда, явно намереваясь разодрать его на части, но тот резко схватил ее за горло. Она захрипела, перехватывая его руки в безнадежных попытках ослабить хватку, а он прошипел практически у самого ее лица:
– Знаешь, я практически уверен в том, что свое сердце ты оставила где-то в гробнице Эхнатаима. И когда я его найду, то запихну обратно туда, где ему положено быть, – под твои ребра, чтобы ты могла насладиться полным спектром чувств, когда я на твоих глазах разрушу все, что у тебя было.
Эйлиин незаметно пододвинулась к моей клетке, вжимаясь спиной в прутья. Я стоял рядом. Мы оба наблюдали за тем, что были не в силах остановить.
– Верни мне Мэрид, – бросил Мэйтлэнд, и его голос больше походил на звериный рык.
Кеаск отрицательно помотала головой, насколько это было возможно в ее положении. Мэйтлэнд разжал пальцы, и она повалилась на землю, откашливаясь и хрипя.
– Так будь ты проклята, – с отвращением выплюнул он и щелкнул пальцами.
Поверхность моста под ногами Эйлиин разверзлась, и девушку поглотила толща воды.
* * *
– Нет! – Казалось, этот возглас разодрал мое горло, перемешиваясь с какими-то странными, рычащими, каркающими и хрипящими звуками.
Из недр души поднялся страх и лопнул, словно мыльный пузырь. Его черная тягучая масса затопила сознание и накинулась на грудную клетку, разъедая ее, словно кислота. Отчаянье и боль перемешались, как кровь с битым стеклом.
Я хлестал по теневым прутьям всей магией, на которую только был способен, но преграда не поддавалась. Что я мог против бога?
Осознание собственного бессилия накрывало, как огромная волна цунами, и давило своей мощью.
Кеаск смотрела на меня, не скрывая ужаса в своих серо-зеленых глазах. Точно таких же, как мои.
В жесте, полном отчаянья и злобы, я вцепился в прутья и заорал на нее:
– Сделай что-нибудь, тьма тебя раздери! Ты же гребаная богиня! Останови это!
– Да, останови это, – язвительным эхом бросил Мэйтлэнд. В глубине его глаз полыхал огонь, которого вполне хватило бы, чтобы спалить весь мир.
– Я не могу. – Голос богини надломился. – Она… она… я не знаю, где она, – еле выдавила Кеаск.
– Кто? – прорычал Мэйтлэнд, хватая ее за подбородок так, словно хотел побыстрее вытащить слова прямо из женского горла.
– Выпусти меня! – срываясь на крик, бросил я Мэйтлэнду, но тот даже ухом не повел. – Дай мне ее спасти, прошу тебя!
– Кто? О ком ты говоришь? – не слыша моих просьб, ревел бог воров, все так же сжимая лицо Кеаск своими пальцами.
– Мэрид, – хрипло ответила богиня. – Она сбежала.
– Открой эту чертову клетку! – не унимался я, продолжая бить по решетке самыми сильными магическими плетениями.
– Что значит сбежала?
– Должно быть, нашла способ обойти сонные чары. Она же моя сестра… Может… Может, смогла сопротивляться.
– Пожалуйста… – взмолился я, но закончить не смог. Мой голос внезапно оборвался. Как обрывается натянутая нить, которую обрезают ножом. – Эйлиин, – выдохнул я, обессиленно падая на колени.
Внутри меня разрасталась пустота, поглощая часть души, словно огромный водоворот. Что это за чувство? Почему оно разливается во мне, словно мгла?
Нет. Нет. Нет.
– И ты все это время молчала?! – Казалось, от крика Мэйтлэнда треснут горы и разломится земля.
Он отпустил Кеаск с таким видом, словно хотел оторвать ей голову и сдержался лишь из последних сил.
Сделав два шага назад, бог внезапно дернулся всем телом, будто ему всадили нож в спину, и покачнулся. Из его груди вырвался тихий сип, как если бы он пытался вздохнуть, но не мог. Мэйтлэнд потянулся руками к солнечному сплетению, но, так и не дотронувшись до него, закатил глаза и безвольно упал.
Из воздуха появились три фигуры.
– Силен, – уважительно протянул мужчина с длинными, белыми как снег волосами. Его голос был похож на порыв ледяного ветра, от которого хочется съежиться.
Точеные скулы сияли в лунном свете, как и контур чувственных губ. Из-под широких темных бровей взирали глаза цвета расплавленного золота. Точь-в-точь как у Мэйтлэнда. С той лишь разницей, что в этих глазах было еще больше стали и огня. Казалось, они оставляют ожоги, если задерживаются на ком-то чуть дольше. Этот взгляд был как отравленный клинок, разрезающий горло.
По правую руку от него стояла стройная высокая женщина с длинными черными волосами и кожей столь белой,
