Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
– с грустной улыбкой ответил Александр Федорович даме.
Гриша вдруг понял, какого это жить всеми проклинаемым, отдавая себе отчет, что из-за тебя разрушена великая держава, а люди лишились Родины. Ему стало жаль этого человека с желтушным цветом лица, который, вероятно, искренне хотел лучшего для страны и верил, что сможет это сделать. Роковая самонадеянность стоила многим россиянам жизни, чести, крова и отечества.
К тому моменту уже было известно, как трагично и бесславно закончилась жизнь Родзянко. Русские эмигранты в Сербии не приняли его, считая предателем и революционером. Перед своей смертью он был избит врангелевскими офицерами. Михаил Владимирович умер не прощенный и всеми презираемый.
Ненависть, так долго душившая Григория, ушла. Елисеев подумал, что стареет и становится сентиментальным. И все же ему стало легче дышать.
III
Клим взлетал по военной карьерной лестнице все выше. Однако успехи на профессиональном поприще не гарантировали счастья в семейной жизни. Глафира, родившая ему дочь, не могла дать ощущения теплоты, как она поначалу не старалась. Полюбить своего нового мужа у нее никак не выходило. Возможно, из-за того, что она не могла забыть Митю, или из-за того, что Клим ее любил. Иногда ей казалось, что чувства она была способна испытывать только к тем, кто к ней безразличен. Тем не менее, ей нравилось пользоваться благами, полагающимися успешному командиру Красной армии. Она снова была одета лучше, чем остальные жительницы Петрограда, ее возили на машине с личным водителем, и они не испытывали никаких проблем с продовольствием. На смену провальному военному коммунизму пришла новая экономическая политика, и вновь появилась возможность покупать одежду в магазинах и заказывать платья в ателье. Снова по наряду стало можно определить богат человек или беден. По советским меркам, конечно.
Клима с супругой пригласили на большой концерт в связи с празднованием дня Парижской Коммуны. Глаша нарядилась по последнему писку моды в прямое платье с низкой талией от Ламановой, накинула на плечи меховую горжетку и при полном параде отправилась с мужем на мероприятие.
Несмотря на сногсшибательный наряд и общую бравурную атмосферу праздника, настроение у Глафиры было унылое. Нудный дождь и нервные порывы ветра навевали хандру.
Между номерами, воспевающими подвиги Красной армии, выступал молодой конферансье с ясными, смешливыми глазами. У Глаши заколотилось сердце. Она прослушала начало, когда он представлялся публике, но что-то в его облике не давало сомневаться в принадлежности ведущего к семье Елисеевых. Тут же вспомнился Митя. Да и не забывала она его ни на секунду. На Глафиру новой мощной волной накатила тоска. Хотелось, чтобы ее все оставили в покое, а еще больше хотелось лечь и умереть.
В антракте совершенно неожиданно Глаша устроила взбучку официанту за то, что тот не слишком энергично поднес ей второй бокал шампанского. За ужином она, которая раньше не понимала вкус вина и никогда им не злоупотребляла, налегала на игристое. Климу было неловко за напившуюся и ведущую себя развязано супругу. Глафира вульгарно хохотала и висла на любом, проходящем мимо офицере. Для нее любая эмоция была редкость, а тут вдруг она устроила пьяный разгул.
– Ну что ж ты как нализалась! – ругал Клим жену, затаскивая ее в автомобиль.
– А что? Такой ты меня не любишь? А мне плевать на твою любовь! Ненавижу тебя!
Клим хорошенько тряхнул жену за шиворот и впихнул в машину. Глафира утихомирилась и заснула на заднем сиденье.
Дома их встретила Тата.
– Что с ней? – испуганно спросила она, когда военачальник нес спящую жену на кровать.
– Набралась, как сапожник!
– Как?
– А вот так! С настоящим пролетарским размахом отметила день Парижской Коммуны!
– Раньше за ней такого не водилось…
– Раньше много чего за кем не водилось… Ладно, не переживай! Иди спать! Завтра к вечеру будет, как хрустящий малосольный огурчик.
К вечеру следующего дня Глафира все еще чувствовала себя отвратительно. Однако, сознание и, что хуже, память к ней вернулись. Она ходила, как нашкодившая собачонка, боясь смотреть на Клима, припоминая некоторые свои отчаянные заявления. Муж делал вид, что ничего не произошло.
IV
Вера Федоровна сходила к причастию и уже вышла из храма, как на нее, словно тайфун, налетели две дамы. Оказалось, это те самые старушки, которых она когда-то встретила в Константинополе. Они ничуть не изменились, оставаясь все такими же всклокоченными и шумными попугаихами.
– Верочка, милая! Quelle agréable surprise! Хотя, признаться, мы знали, что Вас здесь непременно отыщем! – заверещали они наперебой.
– Вот уж поистине сюрприз! – Вера была даже рада видеть этих громких дам, в добром здравии добравшихся до Франции.
Старушки утянули Верочку с собой в ближайшее кафе, чтобы выпить по чашечке отменного кофе и посплетничать.
– Так чем же закончилась история с тем пожилым господином, который заманивал к себе женщин с гнуснейшими намерениями? – вдруг вспомнила Вера старика-паука: – Или он так и продолжает свои злодейства? Запамятовала, как его… господин Щукин?
– Рыбин! Что ты, милая, там был настоящий детективный роман… Молодая особа из Тамбовской губернии, оказавшись в Константинополе одна, попалась в его сети. Вероятно, он бы как обычно вышел сухим из воды, но Господь не мог далее взирать на такую подлость! В город с последними Врангелевцами прибыл брат этой женщины, которого она уже считала погибшим. Тот, найдя сестру в жутчайшем состоянии, готовую наложить на себя руки, заставил ее раскрыть причину душевных терзаний. Кара не заставила себя долго ждать. Молодой офицер явился к этому Карасеву…,простите, Рыбину… и хотел пристрелить его из револьвера. К счастью, герою не пришлось брать грех на душу. Мерзкого старика от страха хватил удар! С тех пор он лежит беспомощный и безопасный, разбитый параличом, – старушки умудрялись рассказывать историю, изображая в лицах героев истории, и с аппетитом уплетать горячие круассаны, намазывая на них сливочное масло и ягодный джем: – Теперь уж если и поправится, вряд ли сможет срамотой такой заниматься.
– Да что Вы? Вот уж, никогда не знаешь, когда и как настигнет возмездие… Пути Господни неисповедимы… – заметила Верочка: – А как там русские эмигранты? Мы быстро получили визу и уехали, но казалось все чрезвычайно безнадежным.
– Ох, душа моя, страшно вспомнить. Обреченность такая, что в преисподней содрогаются. Прилично смогли устроиться только единицы, у которых были сбережения. Остальные убивают себя водкой или кокаином, чтобы в пьяном угаре забыть о боли внутри и нищете снаружи. И женщины, и мужчины теряют достоинство. Одни в борделях, другие на тараканьих бегах и за картами… Работы мало, да и та, уж простите меня за предвзятость и, если хотите, некоторую надменность, мало соответствует статусу… – поведала
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
