такое не снилось, теперь он редко когда экономил деньги до последней воны. Наконец он приехал домой, потому что дальше уже было некуда ехать.
Зайдя в пустой и темный дом, он в сотый раз кинул взгляд на подарок, который приготовил на ее день рождения. Он так и не смог его выбросить или еще что-то сделать с ним, и подарок так и продолжал стоять у стены. Чонхо, так и не включая свет, повалился на кровать, но сон все не шел, обходя его вниманием. Он пытался думать обо всем на свете, о жарких пляжах на юге Испании и острой еде его национальной кухни, но все тщетно. Все мысли его возвращались только к ней, к Мидори, и избавиться от них было невозможно. Наконец полностью уверившись в том, что сегодня ему заснуть не удастся, он включил телевизор, который все-таки установил несколько дней назад. Он бездумно переключал каналы, даже не вникая в смысл того, о чем говорят. Но вдруг на одном он остановился, сделав звук погромче. Транслировали интервью той самой группы, где был Кикучи. Он непринужденно отвечал на вопросы и смеялся вместе со всеми. Его, конечно же, спросили об их связи с Мидори, и, конечно же, он ответил, что это был всего лишь дружеский поцелуй, который все расценили неправильно. О том, что между ними произошло потом, он, конечно же, не рассказал. Может, она и будет с ним счастливее, неожиданно подумалось Чонхо. Может быть, может быть…
Под речь того, кому иногда хотелось врезать, но его спасало лишь то, что они до сих пор не пересекались, Чонхо наконец и уснул, будто провалившись в черный омут, где не было места ни снам, ни переживаниям. Только непроницаемый сон.
Проснулся он довольно рано, почувствовав себя полным сил, чего давно уже не было. Он сварил себе кофе и позавтракал остатками пиццы, которую заказывал позавчера. Курьер, привезший ее, заставил Чонхо вспомнить собственные трудовые будни, поэтому невзначай он положил вдвое больше денег. Он уже начал заниматься на тренажере, который стоял у него дома, как в дверь позвонили. Он удивился, потому что для гостей еще довольно рано, да и гостей-то к нему заходило катастрофически мало. Идея о том, что это могут быть какие-то сумасшедшие фанатки, что, кстати, было пару раз, ему пришла поздно, когда он уже открывал дверь.
– Здравствуйте, – начал представительный мужчина в костюме примерно одного с ним возраста.
– А вы… – начал Чонхо, но мужчина опередил его.
– Может, вы меня и не помните, но я встречался с вами несколько раз. Я Наойя Коджи, брат Наойя Мидори.
Только услышав это имя, сердце Чонхо подпрыгнуло и резко опустилось вниз. Он без лишних слов посторонился, пропуская Коджи в свою квартиру. Тот сразу же прошел в комнату, будто был у себя дома.
– Я участвовал в проектировке этого дома, – говорил он, усаживаясь на диван и приглашая Чонхо последовать его примеру. – В Осаке таких домов всего лишь несколько, так что вас было нетрудно найти.
Чонхо только смотрел на него, ожидая, когда он скажет, для чего он пришел.
– Я знаю, вы расстались с моей сестрой, – как само собой разумеющееся продолжал Коджи. – Но я хочу сказать, что вы поторопились с этим.
– Но она…
– Да, она совершила ошибку. Но поверьте, ей приходится во много раз хуже. Она почти ничего не ест и практически не спит. Она страдает намного больше вашего, беря все это на себя. А вы сами? Вы сами не ощущали, что жизнь стала совсем иной, когда моя сестра покинула вас?
По мере того, как Чонхо выслушивал все это, его сердце все более сжималось в комок. Она страдает…
– Она думала, что сделала лучше для вас, потому что только она во всем виновата, поэтому дала вам шанс начать все сначала. А она сама как-нибудь со всем разберется. Но нет, у нее не получается. Вы знаете, что она до сих пор вас любит больше жизни? А вы знаете, что сегодня в десять часов утра она собирается уехать в Штаты, чтобы хоть там начать жить нормально?
Чонхо вдруг посмотрел на Коджи совершенно по-новому. В его взгляде появилось удивление, за которым последовал и страх.
– Собирается уехать?.. – эхом повторил он.
– Да. Но я знаю, она не забудет вас и в Африке. Послушайте, раньше, года два назад, я был в точно такой же ситуации, что и вы сейчас. Она временно предпочла мне другого. И я не смог простить ее. А потом понял, что упустил свое единственное счастье, которое, возможно, мне больше никогда не суждено обрести. Так вот, – сказал он, уже вставая и направляясь к двери, – постарайтесь хотя бы вы быть счастливыми.
На этом Коджи ушел, тихо прикрыв за собой дверь и оставив Чонхо в полном замешательстве. Коджи назвал все своими именами. Чонхо чувствовал, что она тоже страдает, что ей тоже плохо, но он думал, что ему хуже. Оказалось, все наоборот. Но она же предала его. Он теперь не может ей доверять. Она же…
Какой же он дурак! Было еще девять-пятнадцать, он должен был успеть. Он довольно ощутимо хлопнул себя по голове, схватил куртку и мигом спустился в подземный гараж, через секунду уже завел мотоцикл, а еще через двадцать оказался на улице, обгоняя слишком медленные автомобили, как только мог. Там, где дорога была относительно свободна, он гнал изо всех сил, там, где было скопление машин – ехал по обочинам. Он должен был успеть, потому что потом…
А что будет потом, он просто не представлял, потому что не представлял себе жизни без нее. Те дни, которые он провел без нее, для него были пустыми и горькими. Они пронеслись для него, как один миг, не оставив в памяти ни следа. И вот она уезжает, чтобы забыть его навсегда. А он остается один, в той стране, в которую и приехал-то из-за нее. Не упустить, поймать свое счастье снова, которое покачнулось всего из-за одного человека, из-за одной ночи. Но разве простить – это не настоящая любовь? Он любил ее всем сердцем, и это не была просто привычка, выработавшаяся за пять лет. Она была единственная, самая лучшая, несравненная, прекрасная и удивительная. А он повелся на ее слова.
Через двадцать пять минут он уже подъезжал к аэропорту Кансай. Все было хорошо, но…
Полицейский. Он остановил его, просигнализировав сзади. Пришлось остановиться.
– Патрульный Ямада, – представился полицейский, только подойдя к Чонхо. – Вы превысили скорость. На данном
