ли друг другу мой дядюшка и наши вампиры.
В гостиную заглянула Друзелла:
— Государыня, мессир Гунтар в зеркальной приёмной.
— Спасибо, дорогая, — сказала Вильма. — Пригласите его, пожалуйста, сюда.
Она уже не казалась печальной и встревоженной, моя королева. Только спокойной и приветливой. Великолепно держала себя в руках. А вот я была как-то не особо рада этому Гунтару, хоть, конечно, он и был великолепным некромантом.
Дядюшка Гунтар вошёл и очень выразительно поклонился. Глубже, чем этикет требовал, в общем. Особо почтительно поклонился. Я оценила.
И его самого оценила: Тяпка застучала по ножке стола хвостом, как палкой, а меня накрыло резонансом Дара, как тёплой парной волной. Как из холодного погреба выйти в жаркий летний вечер — очень похожее ощущение.
Приятное, надо сказать.
Гунтар был высокий, худой и седой, в отлично сидящем фраке. И в громадных, просто громадных синих очках: смотреть сквозь такие — как сквозь крышки от кастрюль. За этими очками лица было почти не видно, только длинный острый нос и такой же острый подбородок. И волосы у него были не по возрасту седые: он ведь был младше папеньки Виллемины — ну точно не древний старик. Интересно, в общем.
— Я очень рада видеть вас, дядюшка! — улыбаясь, прощебетала Вильма. — Пожалуйста, садитесь. Свет для вас слишком ярок, не так ли?
— Спасибо, милая Мина, — сказал Гунтар. — Как же вы выросли… похудели, стали жёстче… И мне кажется, что… о нет, свет уменьшать не надо, дорогая. Он не режет мне глаза. Но я не хочу вас смущать.
Не злой он был мужик. Усталый, напряжённый, встревоженный. Не злой.
И хорошо относился к моей государыне. Лучше, чем я ожидала. И даже, кажется, лучше, чем она ожидала.
— Вы никого не смутите здесь, дядюшка, — сказала Вильма чуть другим тоном. Более настоящим. Она успокоилась, я думаю. — Если вам не мешает свет, вы можете отдохнуть от очков. Пожалуйста, чувствуйте себя свободно. Я очень признательна вам за визит. Я понимаю, чего это стоило.
Тогда Гунтар сел в кресло и снял очки. И я немедленно поняла, почему храбрая Вильма испугалась его в детстве. Всё-таки это было очень жутко.
В его глазах было по два зрачка. По два ярко-голубых райка и по два зрачка, и общий вид — будто четыре глаза. От его взгляда озноб продирал: совершенно нечеловеческие были глаза, будто у какого-то насекомого.
Определённо добрый человек, подумала я. Очки носит из милосердия.
Тяпка была со мной совершенно согласна: стучала хвостом, припадала на передние лапы — показывала, что не прочь бы познакомиться, но неловко ей.
— Какая у вас милая собака, леди, — сказал Гунтар. — Любопытная. Ей нельзя подходить к чужим?
— Вообще — можно, — сказала я. — Стесняется только.
— Тяпа, дай дядюшке «здрасьте!» — рассмеялась Вильма.
Тяпка чинно села и лапку дала. Гунтар взял — и стал гладить её лапку, а потом — по голове её. Наверное, ещё и Даром погрел, потому что Тяпка голову ему положила на колено, как своему.
— Между прочим, мессир, — сказала я, — это Тяпка поймала вашу почтовую крысу.
— Глупая, конечно, была затея, — сказал Гунтар, — но я был уверен, что кто-нибудь из свиты Мины непременно получит это послание. Людвиг показывал мне светописную картинку с коронации Мины. Это, право слово, очаровательно. Для внимательного глаза — более серьёзная демонстрация силы короны, чем большой парад. И вы, дорогая Карла. И ваша очаровательная собака. А вы, дорогая Мина… вы всерьёз меня поразили.
— Чем? — удивилась Вильма.
— Вы меня греете, — сказал Гунтар. — Когда вы были малы, я ощущал лишь еле заметный отсвет вашего Дара, дорогая племянница. Я подумал: хватит для того, чтобы испортить девушке жизнь, но не хватит… на… Это вампиры, дитя моё?
— В какой-то степени — возможно, — сказала Вильма. — Но больше — живые люди. Карла.
— Я о чём-то таком догадывался, — сказал Гунтар. — Увидев леди Карлу с собачкой на той светописной картинке. Мы с Людвигом решили, что обмен информацией будет очень полезен в данном случае… а лично я подумал… что государь наш Дольф был бы в истинном восторге, если бы ему показали такую собачку.
— А крыса, — сказала я, — вот та самая крыса с письмом — это метод Дольфа? Мне вот тоже интересно.
— Вы восхитительны! — рассмеялась Виллемина. — Я очень прошу меня простить, дорогие некроманты: я нарушу вашу учёную беседу обычной болтовнёй. Дорогой дядюшка, я хотела спросить, как чувствует себя матушка, как отец — в общем, меня интересуют семейные банальности. Но я обещаю и клянусь, что у нас будет возможность обсудить любые технические вопросы. Я даже буду настаивать на том, чтоб вы их обсудили.
Гунтар улыбнулся:
— Тогда велите подать капельку тёплого вина и сыр. Для обычной болтовни.
Болтовня, впрочем, удерживалась в светских рамках не больше четверти часа. И за эту четверть часа я ощущала присутствие поблизости кого-нибудь из наших сумеречных друзей раз пять. А Гунтар только улыбнулся и сказал:
— У вас невероятно уютно, милые леди.
И у меня хватило ума ответить:
— Это вы ещё казематов в подвале не видели.
* * *
В ту ночь мы не спали до самого утра.
Мы перебрались из гостиной в каземат: ну такая уж собралась компания, что всем там казалось уютно. На огонёк заглянул Олгрен, без всяких эффектных штучек: просто вышел из зеркала, и Валор вышел за ним, хоть ему, кажется, не очень нравился такой способ. Виллемина убеждала их присесть, но Олгрен заявил, что в его время мужчины не сидели в присутствии леди, да ещё и государыни, а Валор улыбался и отговаривался тем, что намочит кресло. Гунтар предложил адмиралу выпить — и они очень церемонно выпили вина, но ни один ничем не показал, что хотел бы более тесного контакта.
— Я слышал о Князе Междугорья, — сказал адмирал. — Мой ровесник, говорят…
И это как-то расставило все необходимые знаки препинания. Такие старые князья Сумерек не лезут вон из кожи и не целуют некромантам рук за каплю крови или Дара. И вообще — у вампирских кланов своя политика, не особенно пересекающаяся с человеческой.
Впрочем, Гунтара больше интересовал Валор. Кажется, королевский дядюшка догадался, что Валор не совсем вампир, он всё пытался задавать наводящие вопросы — но Валор выскальзывал
