детстве. И Мария Янчова решила написать об этом книжку.
«Рассказы бабушки» были опубликованы в 1953 году и с тех пор много раз переиздавались в Словакии. Те, кто прочтет их по-русски, сами, наверное, догадаются, почему они так нравятся словацким детям…
Тихим прозрачным ручейком текут простые, безыскусственные слова, и каким-то особым, добрым и мягким светом озаряется душа слушателя. О разных людях и случаях повествует бабушка: о храбрых плотогонах и скупых, жестоких хозяевах, о страшном половодье и стае диких гусей, залетевших на ночлег в бабушкин птичник, но о чем бы она ни вспоминала, ее голос остается спокойным и ровным. Вечная труженица, она довольна прожитой жизнью. И хотя глаза ее видели много горя, сердце ее не зачерствело, не ожесточилось на мир. Человек живет для того, чтобы нести добро и радость другим, тогда он и сам до конца дней своих будет чувствовать себя счастливым.
Эту главную заповедь сердцем восприняла от бабушки Мария Янчова. «Когда я, молодая учительница, — вспоминает писательница, — в первый раз оказалась перед партами, за которыми сидели дети с непроницаемыми детскими лицами… я отчетливо поняла тогда, что у меня получится все лишь в том случае, если мне удастся сделать эти лица радостными. Ведь любовь — это всегда и зов, и ответное эхо. И каждому человеку отдается лишь то, что он подарил другим сам».
«Рассказы бабушки» — не единственная книга Марии Янчовой. Еще в 30-е годы она начала писать стихи и рассказы для детей. Хорошо зная своих будущих читателей, чутко отличающих правду от притворства, Янчова отказалась от конструирования выдуманных «из головы» историй и всегда старалась писать лишь о том, что она сама хорошо знала, видела, пережила. Так возник сборник ее биографических рассказов «Буханка хлеба» (1950), так были написаны «Рассказы бабушки» и следующая книжка «Дикие гуси» (1960). Писательница всегда остается верна своим любимым героям — простым и скромным людям с отзывчивым, добрым сердцем. Уважение к ним, стремление быть похожими на них — эти светлые чувства будит Мария Янчова своими невыдуманными рассказами.
Ю. Богданов
БОЛЬНАЯ ДЕВОЧКА
Жила-была девочка. Жила она в селе в небольшом доме у реки. На рождество у нее начали побаливать глаза. Через несколько дней глаза воспалились, и девочка стала плохо видеть.
Хуже всего ей бывало по утрам. Ресницы слипались от гноя, и глаза почти не открывались. Мама промывала ей глаза отваром ромашки, но все равно она видела плохо и так боялась света, что охотнее всего сидела на старом овчинном тулупе у печи и прислушивалась к звукам, доносившимся снаружи.
А там с утра до вечера мела метель. Девочка слышала, как она бушует вокруг дома. Метель била по крыше так, что стропила трещали. И девочка пугалась: не снесло бы их дом. Она представляла себе метель огромной женщиной в развевающемся платье, которая слетает с заснеженных вершин в долины и засыпает снегом все, что встречается на ее пути.
Девочке в такие минуты совсем не хотелось выходить из дому. С самого утра она сидела на тулупе и терпеливо ждала, пока в задней комнате не откроются двери и не послышится приветливый голос бабушки:
— Ты уже встала, Ганичка?
Девочке без бабушки было бы совсем грустно. Отец ее погиб в первую мировую войну, когда ей было четыре года, а мать на весь день уходила на заработки.
Бабушка очень хорошо рассказывала сказки. А во время болезни девочке особенно хотелось ее слушать. Сказки эти были необычные. Не о принцессах и драконах, не о ведьмах и волшебниках, а о том, что сама бабушка пережила за свою долгую жизнь.
Когда она рассказывала, все, что было в комнате, как бы исчезало. Девочка не замечала уже ни кровати, ни стола со стульями, ни расписного сундука, ни картинок на стенах и ковриков из разноцветных лоскутов, ни большой печи в темном углу. Да и так она все равно уже плохо видела мебель в комнате из-за больных глаз. Вся комната как бы наполнялась серым дымом. Свет из окон только усиливал боль. Поэтому девочка закрывала глаза. И тогда еще яснее представляла себе истории, которые рассказывала бабушка.
Бабушка всегда садилась у теплой печи на низком стульчике. Перед собой она ставила корзинку с овечьей шерстью. Девочка видела все как в тумане. Она скорее знала, чем видела, что лицо бабушки окаймлено белым чепцом, а руки старательно теребят кудель.
Кудель у бабушкиных ног росла. Девочка прижала ее ладонью, а потом тихонько спросила:
— Бабушка, а как было, когда вы были маленькая?
КОГДА БАБУШКА БЫЛА МАЛЕНЬКАЯ…
Бабушка добавила пучок пушистой шерсти к кудели. Потом взяла еще горсть и, теребя ее, начала рассказывать:
— Нас было дома семеро детей. Отец уходил на весну и лето в Будапешт строить дома. С нами оставалась только мать. Весной отец пахал и сеял хлеб, а остальное мы делали сами: сажали картошку, сеяли лен, пололи, окучивали.
По утрам мы, младшие, просыпались и, не успев еще как следует открыть глаза, начинали кричать: «Мама, есть хочется!»
Мать варила нам в очаге на треноге картошку в мундире. И самые мелкие картофелины, которые успевали свариться раньше, бросала каждому в подол рубашки. Мы их сначала перебрасывали из руки в руку, потом дули на них и, когда они немного остывали, съедали с кожурой, как лакомство.
Пока картошка варилась, мы одевались, причем старшие помогали младшим. Потом садились к столу, мать выкладывала картошку в красную глиняную миску, и мы брали ее руками, чистили и ели, запивая кислым молоком.
Насытившись, каждый шел заниматься своим делом.
Мать брала тачку, а за спину вешала корзину с самым младшеньким. Старшие девочки, взяв мотыги, шли с ней в поле. Нам, младшим, оставалась работа по дому: пасти гусей, отбеливать полотно, полоть огород.
— А вы что делали, бабушка? — спрашивала девочка, задумчиво пощипывая шерсть на старом тулупе.
— Я отбеливала полотно, которое мать ткала зимой. Работу эту я любила. Я завязывала полотно в платок, взваливала на спину и несла к ручью. Там расстилала его на зеленой траве, прижимала камешками, чтоб ветер не унес, и поливала водой из ручья, как только оно просыхало. Солнышко его отбеливало, и, когда оно становилось белым как снег, я очень радовалась, потому что мама меня всегда за это хвалила.
Летом мы об отце почти не вспоминали. Но когда приближалась осень и высоко в небе пролетали дикие гуси, мы начинали поджидать отца. То и дело мы выходили на дорогу
