Америку?
— Колумб.
— Колумб?
— Да.
— Легко было Америку открыть, если она уже существовала.
Наступает молчание. Потом дядюшка Рафаэль заводит речь о другом.
— Послушай! А ты знаешь, что в воскресенье мы поедем на дожинки?[16]
— А зачем мы туда поедем?
— Играть.
— И я поеду?
— Понятное дело, поедешь. Мы в Пезинке на дожинках будем играть. Вот как здорово мы весь Пезинок взбудоражим!
— Ха-ха-ха-ха! — засмеялся я. — Что же мы будем играть?
— Все.
— И «Злату Прагу»?
— И «Злату Прагу», и «Победу»!
— А потом?
— Потом сыграем «Возле Орешан…».
— Ха-ха-ха-ха! Грянем?
— Грянем!
— А кто за нас коров пасти будет?
— Да уж кто-нибудь найдется.
Я МОГ БЫ ПРОДОЛЖАТЬ
Взрослые могут сказать, что эта книжка не кончена, но и они, бывает, ошибаются. Ошиблась же учительница, сказав, что у меня музыкального слуха нет. Ее почему-то с толку сбил мой голос. Виноват я разве, что так рычу? Нет, не виноват. Учительница поет и говорит этаким высоким писклявым голоском, она и не заметила бы меня, если б мы все пели с ней в один голос.
В духовом оркестре высокий голос у кларнета или у корнета. Дядюшке Загрушке или дядюшке Алексину и в голову не придет приказывать мне сыграть на геликоне такой же высокий звук, как они.
У всякого инструмента свои возможности. И не только у инструмента. Если Яно Матейка не может перекувырнуться, это еще не значит, что он ни на что не годен. Нет никого в классе старательнее Лацо Гельдта, а у него двойки были за год. Разве это не странно?
Я мог бы еще продолжать, но это ни к чему. Упомяну еще только о том, как мы играли на празднике дожинок.
Мы прошли, играя марш, через весь городок, а за нами валила толпа. Потом мы остановились на площади и еще целый час играли.
— Кто это, что за музыканты? — спрашивали все друг друга.
— Грушковецкие, — сказал какой-то человек. — Я гляжу на их геликон.
— Геликон? У них два геликона. Нынче не во всякой деревне такое найдется.
— Знаю, знаю. Да ведь я на их геликониста гляжу. Удивительно, как он такую громадную трубу тащит?
— Тащит, как не тащить! Удивительно, как у него дыхания хватает играть?
Я оглядываюсь и вижу отца в толпе, а рядом с ним новехонький велосипед.
— Папка, чей это велосипед? — спрашиваю я.
— Твой, — смеется отец. — Разве я тебе не говорил, что когда-нибудь его куплю?
— Ребята, внимание! — командует дядюшка Загрушка, и мне приходится отвернуться от отца.
— Грянем, что ли? — спрашивают музыканты.
— Грянем!
— Что грянем? «Злату Прагу» или «Победу»?
— Сыграем «Возле Орешан…».
Дядюшка Загрушка косится, поднимает руку, и мы начинаем играть.
Стоящие вокруг нас запевают:
Возле Орешан
Гладкая дорожка,
Как ладошка…
Дядюшка Загрушка прикладывает к губам мундштук и присоединяется к тем, кто играет мелодию…
Примечания
1
Каба́ница — верхняя одежда, род накидки, у словацких крестьян.
2
Бара́ница — баранья шапка, которую носят словацкие крестьяне.
3
Нянё — так в Словакии ласкательно называют отца.
4
Верховина — горные луга.
5
Ногави́цы — узкие штаны, какие носят словацкие крестьяне.
6
Клички коров.
7
По́столы — род кожаной самодельной обуви, которую носят словацкие крестьяне.
8
Мера для зерна.
9
Ду́нчо — распространенная в Словакии кличка дворовых собак.
10
Жи́нчица — кислое овечье молоко.
11
Перевод стихов здесь и дальше Ю. Вронского.
12
От слова «ба́ча» — старший овчар, чабан.
13
Тогда Словакия была частью Австровенгерской монархии, и во всех школах обучали на венгерском языке.
14
Надпись на старом доме в Дольной Леготе на Ораве. Слово «Anno» означает «года».
15
Кия́нка — столярный инструмент в виде деревянного молотка. У лесорубов служит для забивания клиньев.
16
Дожи́нки — праздник по окончании жатвы.
