Было уже далеко за полночь, а она всё говорила и говорила – рассказывала лисам на Ферме о возвращении в Город, о дороге, о Ветери и о том, как один улизнувший кролик выпустил на улицы жёлтое безумие.
Глаза Ласки наполнились слезами, когда она заговорила о том, что произошло с Дасти.
О том, как лисица, которой они доверяли, набросилась на Олео. Она рассказала, как отправилась к маме, чтобы поговорить с духами и узнать, как вылечиться, а вместо этого узнала, как пахнет человеческий страх. И, наконец, рассказала, как с помощью этого трюка спасла и себя, и Джулепа от Резиновых Рук. Как им едва удалось унести лапы, не растеряв и пушинки с хвоста.
Ласка закончила рассказ и посмотрела на лис. Она думала, что увидит ужас, начертанный на их лицах. Надеялась, что они проникнутся всеми её невзгодами и поймут, как опасны люди. Все люди.
– Какой кошмар этот Город! – воскликнула П-838 и свернулась клубком, укрыв беременный живот. – Хорошо, что меня там нет и не будет.
А-211 одарил Ласку доброй улыбкой:
– Тебе очень повезло, что ты оказалась на Ферме.
Ласка захлопала от потрясения глазами:
– Вы не поняли. Олео говорил правду. Люди жестоки.
– Только не Фермер, – отозвался А-211 рычанием альфы. И даже немного повеселел. – Триста семидесятый всегда хотел отправиться на поиски приключений. В тенях ему мерещились барсуки, в лунном свете мерещился Снежный Призрак. Ничего такого там, конечно же, не было.
– Этот лисёныш был попросту одержим историями, – вставила П-838.
– Он насочинял всякой всячины про Сарай, потому что хотел нас напугать, – проговорил А-211. – Хотел заставить меня отправиться с ним на поиски приключений. – Под светом обогревателя взгляд его вспыхнул красным. – Однако я чту своих предков. Вот почему я теперь альфа.
Ласка расхныкалась.
Спорить с лисами здесь, на Ферме, было бессмысленно. Опасности Города были ясными и понятными. Яд, капканы, ловушки, несущиеся колёса. Бездумные люди, безмозглые собаки. Опасности же Фермы были скрытыми. Тихими. Эти лисы будут коротать дни в покое и неге, пока смерть не придёт за ними так же медленно и неотвратимо, как скисает молоко. Так медленно, что лисы даже не догадаются о её приходе, а там уже будет поздно.
– Ферма – это рай, Ноль-ноль-вторая, – проговорил А-211. – Фермер даёт нам тепло и кров. Ферн кормит нас дважды в день. Дважды. – Он с улыбкой оглядел стены клетки. – Ты, наверное, думаешь, сетка нужна, чтобы тебя удерживать. Нет, она здесь, чтобы ограждать тебя от всего дурного.
У Ласки что-то тихонечко зашевелилось в груди. Она никак не могла решить, кто хуже. Фермер, который оттягивает лисьи смерти на много лун, кормит их и заботится, чтобы потом украсть шкуры. Или же люди из Города, которые убивают быстро.
А-211 кивнул на бирку у Ласки в ухе:
– Ты получила на Ферме имя, значит, теперь ты одна из нас. Тебе больше незачем беспокоиться из-за Города. Надо всего лишь… остаться здесь.
В голове у Ласки перемешались все мысли. Лисы на Ферме казались такими счастливыми. В них чувствовалось умиротворение, которого она никогда не знала. Мышцы по-прежнему оставались вялыми после выстрела Скрытого Человека, да ещё и болели от тычков Фермера.
Ухо ни в какую не хотело заживать. Правда, надо признать, что обогреватели над головой понемногу растапливали холод в костях.
Она смотрела, как над Фермой кружат снежинки. На белые наряды деревьев. На мягкое мерцание в окнах дома. Всё казалось сказочным, странным. Если Ласка станет самкой-производителем, до её смерти пройдёт ещё много лун. В Городе она вряд ли смогла бы прожить так долго.
– Давай, теперь я расскажу историю, – предложил А-211. – Её передавали нам поколения предков. Может быть, тебе станет лучше.
Ласка ничего не ответила, но А-211 всё равно начал рассказывать.
История оказалась про Беатрис Поттер. О том, как она принесла Мию, беспомощного маленького лисёныша, в дом из темноты леса, как обогрела ей мех подле трескучего огня, как кормила её кроличьим мясом.
Ласка, всё такая же вялая от усталости, внимательно слушала. История была ничуть не похожа на ту, которую знала она. И вообще ни на какую историю, которую ей доводилось слышать. Там не было никаких клеток, или ножей, или варёных шкур. Никакого яда, бульдозеров, никаких мешков. Это была история о маленькой старой женщине, которая всем сердцем заботилась о животных, которая наполнила молодую лисичку добродушием и надеждой.
Ласка чувствовала, что это та самая история, которую ей всегда хотелось услышать.
И когда мисс Поттер отпускала Мию на волю, чтобы ей снова быть вместе с мамой, Ласке уже отчаянно хотелось верить, что всё в этой истории правда. Хотелось убедить сердце, что бывают на свете и хорошие люди. Что бывают места, где можно наверняка обрести спокойствие.
Как бы Ласке хотелось, чтобы мама не превращалась в медиума и не расписывала голосами призраков чудовищные смерти, а рассказывала вот такие истории. Как бы хотелось ей, чтобы Дамы были похожи на Беатрис Поттер.
Олео жестоко ошибся насчёт Резиновых Рук. Он насочинял историй про эту женщину, сделал её добрее, а Джулеп и Ласка из-за этого чуть не погибли.
А вдруг Олео жестоко ошибся и насчёт Фермы?
3
ДНИ ТЯНУЛИСЬ БЕСКОНЕЧНЫМИ снегопадами. Жизнь Ласки превратилась в сон.
Когда она не спала, позволяя ярким воспоминаниям о Городе тускнеть в памяти, то поглощала лакомые кусочки окровавленной пищи или слушала, как А-211 рассказывает истории о своих предках. Не все были такими же добрыми, как история о мисс Поттер. Но даже самые страшные из них казались далёкими и беззубыми. Ласка выучила урок. В проволочном уюте норы она вдруг поняла, что ей в конце концов стали нравиться приключения Юли и Мии.
Фермер, как выяснилось, пах довольно приятно. Когда он в следующий раз принёс её в Сарай, чтобы внимательно осмотреть, его руки, затянутые в перчатки, обращались с ней бережно. А когда глаза привыкли к слепящему свету, Ласка заметила, что на стропилах не висят никакие шкуры. Только зелёный железный ящик в углу. Ничего такого пугающего.
А-211 объяснил Ласке, почему пот у Фермера сделался кислым, когда он крепил ей бирку на ухе. Это потому, что он усмирял её дикость, хотел, чтобы она стала частью Фермы, хотел оградить её от опасности. Жаль, что Ласка тогда этого не знала. Она бы не стала рычать так сильно.
От Ферн, дочки Фермера, пахло ещё приятнее. Лимонным мылом. Её длинные ногти чесали через сетку лисичкины уши и избавляли от зуда куда лучше, чем собственные когти.
Страх, который Ласка носила в себе с лисёнышества, начал понемногу стихать. Мышцы уже не напрягались. Хвост восхитительно обмяк. Ей ничего больше не угрожало. Проволочная сетка со всех сторон ограждала её от Города и от невзгод зимы. Она была сыта, обогрета, окружена лисами, с которыми можно было поговорить – не о том, как выжить, а о том, какие интересные запахи долетают снаружи, или о будущих лисёнышах П-838, или о том, кому достались самые кровавые, самые вкусные кусочки.
