И дело не в похоти совершенно, не в том, что она меня привлекала. Это тоже, но было что-то ещё, о чём я то ли старался не думать, то ли делал вид, что не понимаю, откуда во мне столько нежности к Лиле, столько желания оберегать, пылинки сдувать.
Я хотел сказать, что струсил. Что те мои слова про «не влюбляйся» – защитная реакция. Мне самому было страшно от силы тех чувств, что бурлили внутри. И что ранила она меня своим побегом – еле очухался. Злился. Зализывал раны, гордый идиот. Может, поэтому искать не стал. Думал, переболею, как дети свинкой или корью. А вышло всё не так. Стоило лишь её увидеть – и понеслось заново.
Все эти слова крутились на языке, просились наружу. Здесь отличное место, и никто нам не мешает. Ведь она была со мной откровенна. Рассказывала о детстве, о даче и теплице. И я её услышал и понял. Хотел того же в ответ. Чтобы она меня выслушала.
– Нам нужно серьёзно поговорить, Лиль. О нас. О… будущем, – попробовал я сделать заход утром, когда мы завтракать сели.
Мы ещё вчера решили: вернёмся домой под вечер. Побудем немного здесь. Сходим в ресторан к Хрому, побродим по городу. Со Святославиком всё понятно, и пока не пройдёт аудит, разговаривать не о чем.
– Нет, – Лилька пугается так, что бледнеет. Я вижу, как отчаянно бьётся её сердце – у неё в такт вырез футболки дёргается. – Давай ты ничего не будешь говорить, Крокодил. Потому что как только ты открываешь рот, то всё портишь.
Я так и не понял, почему она на меня взъелась ночью. Только больше не было счастливой и беззаботной Лильки. Осталась какая-то потухшая её копия. Вроде бы всё та же, но другая. Нерадостная, поникшая, неразговорчивая.
– Нет, давай всё же попробуем разобраться, – пытаюсь настоять на своём. И тогда Лилька смотрит на меня своими глазищами. Так смотрит, будто сердце вырывает из груди.
– Пожалуйста, Ген, – просит она, – если ты хоть немного меня уважаешь, давай не будем ни о чём говорить. Особенно о серьёзном, о будущем. Потом. Ведь у нас есть время, правда?
У нас целая вечность впереди, но я как бы не хотел тянуть кота за хвост. Сколько можно? А то потом что-то случится, и она опять умчится в неведомые дали. А я не хочу. Я не для того голову ломал, как Лильку сподручнее привязать к себе, чтобы потом опять остаться ни с чем.
– Я хочу, чтобы эти полдня, что у нас остались до отъезда, мы побыли… мужем и женой, если это возможно. Без всяких серьёзных разговоров, выяснения отношений. У нас ведь выходной?
И всё равно я не понял, почему она всеми лапами отпихивает меня и мои откровения. Ну, ладно. Я плюнул: хочется ей – пусть. Тем более, когда Лиля просит, отказать сложно. И пока она у меня под боком, я могу и подождать. Моё со мной. Никому не отдам. А остальное… раз она так считает, значит успеем.
И дальше всё наладилось. Мы купили Полине Федотовне торт, а её старому мопсу – шикарный поводок, корм, искусственную косточку и что-то там ещё. Лиля настояла и была права: Федотовна поплыла. Плакать не плакала, но дары для любимца приняла, а торт мы ели вместе на её кухне и пили вкусный чай с травами.
– Эх, молодёжь, – сетовала Федотовна, – не сидится вам на месте. Чем здесь плохо? Город приличный, учебные заведения есть, парки, зелень, свежий воздух, спокойнее намного, чем в ваших столицах. Нет, тянет вас в эти клоаки мегаполисные.
Глаза у Федотовны становятся грустными. У неё двое детей, сын и дочь, и оба уехали, а она осталась одна со старым мопсиком.
– Ведь уедете? – переводит взгляд с меня на Лилю. Мы прячем глаза, будто провинились перед старушкой. – Эх… не сидится вам, – тоскует соседка, думая о своём.
– Так бы и забрала её с собой, – вздыхает Лиля. – Очень жалко бабушку.
Вот она во всей красе: обогреть, простить, приголубить, посочувствовать. И только я у неё какой-то неприкаянный. Вроде бы и получаю своё, но мне мало. Слишком мало её тепла, внимания, участия. Не хватает любви.
– Федотовну есть кому забрать, она не желает отсюда уезжать – в этом проблема. А тебе мало нашего дурдома? – ревность и досада рвутся из меня, как я ни стараюсь удержать в себе раздражение.
– Дурак ты, Крокодил. Это же порыв, состояние души, чувства, которые пробуждает в нас тот или иной человек.
Женщины, конечно, нежнее, я не спорю. Но, честно говоря, экземпляров, подобных Лиле, я не так уж много и встречал. Народ нынче расчётливый пошёл, меркантильный. Вначале всё просчитает, а потом шаг сделает. А моя жена как была наивной чистой девочкой, так и осталась. И за это я люблю её ещё больше.
Хром встретил нас с радушно. За то время, что мы не виделись, он раздобрел, но не утратил жизнерадостности и чувство юмора.
Это был немного грустный обед, пара часов воспоминаний с неизменным: «А помнишь?..».
Я боялся, что Лиля будет скучать, но ей было интересно. Она идеально вписывалась в наш разговор. А я снова подумал: она везде к месту. А может, именно потому, что мне всё нравится, нет чувства скованности, когда она рядом. С ней я могу быть собой, не прятаться и не шифроваться, не придумывать отговорки. Она как дыхание, моё продолжение. И чем дольше Лиля находится рядом со мной, тем больше я открываю в ней разные грани. И мне это никогда не надоест.
– Ген, ты точно не пил? – спросила Лилька строго, когда я, не в силах сдержаться, зажал её в пустынном коридоре, чтобы поцеловать.
– Я от тебя пьяный, Лиль. Выше крыши, правда, – прошептал, поправляя кудряшки. Ну и заодно дёрнул спиральку, не сдержавшись.
Лилька хихикнула. Девчонка. Моя самая лучшая девочка в мире. Созданная для меня. Законная жена, между прочим. И никуда она от меня не денется. Я ей просто этого не позволю.
На обратном пути ожил Лилькин телефон. Судя по разговору, без нас скучают. Когда в ход пошли междометия, я понял: что-то случилось. Это продолжалось достаточно долго – видимо, рассказчик расписывал в красках и подробностях. Подозреваю – подруга. Позже подключился Костик – его голос не спутать ни с чьим.
Я терпеливо ждал, когда Лиля наговорится. Только она могла поведать масштабы катастрофы и чего нам ждать по приезду домой. Но Лиля после разговора ушла в безвоздушное пространство, где есть только она и её мысли. Надолго ушла. Не представляю, сколько женщины могут жить без кислорода, но я не выдержал.
– Лиль, – позвал я жену, призывая вернуться на грешную землю, где, между прочим, сижу и я, её законный супруг, – может, ты расскажешь последние новости?
Лилька смотрит на меня задумчиво и качает головой. Я напрягаюсь. У меня даже кубики пресса на животе проступают.
– Я даже не знаю, как тебе рассказать-то… Обещай, что ты не будешь сердиться.
Ёлки-палки. Отличное начало. Я уже сержусь. И бешусь. И представляю всякие-разные страсти-ужасы.
– Лиль, у меня полный порядок с нервной системой. И чем быстрее ты скажешь, тем скорее я переварю информацию. И есть надежда, что пока мы доедем, я перекиплю. Не заставляй меня просить. Я хочу знать, что там случилось.
