Он не обратил никакого внимания на хаос, который представляла собой спальня. Не сводя взгляда с Майи, он начал расстегивать рубашку (пиджак и галстук остались на кухне). По мере того как потрясающая грудная клетка появлялась из накрахмаленных тисков, Майя все сильнее прикусывала губу. Когда Аксель отбросил рубашку, мышцы заманчиво перекатились под загорелой кожей. Между темными бугорками сосков был островок очень светлых волос. У Стивена грудь была совсем гладкая, без единого волоска. Хотя, если уж на то пошло, у него и груди-то толком не было.
– Помочь? – поддразнил Аксель, подступая ближе.
Мышцы у него на плечах так и бугрились, а когда он протянул руки, выступили еще рельефнее. Под деловыми костюмами он весь состоял из мышц, как могучее хищное животное. Майя перевела взгляд ниже. Так и есть, сплошные мышцы.
– Твоя очередь, – поощрил Аксель. Словно зачарованная, она не двинулась с места, когда он подошел вплотную и вторично за эту ночь расстегнул пуговку на вороте платья.
– Язык проглотила? Сейчас проверю, – прошептал он, стягивая платье по бедрам и позволяя ему упасть к ногам.
Поцелуй был таким же опустошающим. Майе показалось, что она ощущает вкус вина, выпитого несколько часов назад, – до того обострены были все ее чувства.
Она скользила ладонью по буграм мышц, и мышцы перекатывались под рукой, словно ускользая. Жар тел был столь велик, что казалось, между ними можно плавить металл. Руки и губы двигались торопливо, с жадностью, заново узнавая все, чего отведали лишь мимолетно. Прикосновения напомнили Майе, что, помимо чулок и подвязок, на ней ничего нет: обрывки трусиков валялись где-то в темноте, среди хлама.
В какой-то момент Аксель отступил на шаг, чтобы видеть, что он ласкает. При виде его лица у Майи мелькнула безумная мысль, что он уж слишком отдается происходящему, что такая мощь желаний и ощущений, пожалуй, чрезмерна. Это было заразительно, это влекло за собой, она не хотела этого, но была бессильна бороться.
– Какая ты... маленькая!..
Аксель коснулся развилки ее бедер, и между бровей у него залегла морщинка. Что он имеет в виду? Что ей недостает роста и округлостей?
– Разочарован? – спросила Майя легким тоном, как если бы ничего особенного не случилось (подумаешь, одним разочарованным мужчиной больше!).
– Разочарован? – переспросил он. – Смеешься? Ты – само изящество! К тебе страшно прикоснуться, не то что... Я, наверное, сделал тебе больно! Вот болван! Надо было быть осторожнее.
И все вдруг стало чудесно. Он опасался за нее – и напрасно. Они были созданы друг для друга (ну, по крайней мере в этом смысле). Все остальное сейчас несущественно.
– А что, было похоже, что мне больно? – спросила она голосом настолько чувственным, что сама его не узнала.
– Совсем не похоже, – признал Аксель с облегчением. – Наверное, я был кругом прав.
Он расстегнул ремень и сбросил брюки, казалось, в мгновение ока. Схватил Майю, бросил на постель и упал сверху, ловко раздвинув ей ноги коленями.
– Эти подвязки... в мою честь?
Так оно и было, но Майя подумала, что уже достаточно пощекотала его самолюбие.
– Подвязки упрощают дело, разве нет? Ты просто подзабыл.
– Значит, основные правила все еще в ходу. – Аксель нашел губами ее грудь, и время замерло надолго. – А теперь проверим, все ли я правильно понял. Это делается так?
И он оказался внутри мощным толчком, который чуть не сбросил Майю с постели. Точность, однако, ничуть не пострадала от этого, и ее последней мыслью было: как нож в ножны!
Проснувшись, Аксель вдохнул аромат гиацинтов. Кондиционер едва слышно гудел, овевая спину прохладой, но рядом мерно дышало воплощенное лето. Было ли еще хоть одно утро, когда Аксель просыпался, держа в объятиях женщину? Пожалуй, нет. Этого не случалось даже при Анджеле.
Прошлое осталось позади, и он отогнал воспоминания. Единственно важным было то, что на плече у него спала женщина, с которой он забыл и о ресторане, и обо всех проблемах грядущего дня. Хотелось любить ее снова, но еще сильнее была потребность беречь ее сон до тех пор, пока пробуждение не наступит само собой. Видеть, как Майя приподнимет ресницы, прочесть в ее глазах тепло – совсем иное, чем то, с которым она смотрела на своих учеников.
Но нет, он хочет слишком многого, ведь ее великодушная натура готова любить всех и вся. Ему просто посчастливилось стать объектом еще и сексуального ее интереса. Разве не об этом он мечтал, вступая с ней в брак? У него нет никаких оснований требовать большего. Надо наслаждаться тем, что дано, а дано невероятно много: полные крепкие груди, округлые шелковистые ягодицы, тихие стоны женщины, возбужденной ласками. Его женщина. Как чудесно, что эта пылкая фантазерка принадлежит ему одному. Если это низводит его до уровня пещерного человека, так тому и быть.
Майя шевельнулась, веки ее затрепетали. Аксель поднес к лицу прядь волос, самую пурпурную, и вдохнул запах гиацинтов.
– Любишь утро?
– Теперь – да, – сонно пробормотала Майя. – Неужто никто не колотил в дверь?
– Я ничего такого не слышал. – Словно по заказу, Алекса завозилась в колыбели, а за дверью раздался быстрый топот ног. – Так! Уже и наспех не получится!
– Майя, Майя! – В дверь забарабанили. – Почему твоя дверь заперта? И почему под ней спит Мэтти? Уже поздно, нам пора идтить в школу!
– Идтить? – ужаснулся Аксель, убирая распаленные чресла подальше от искушения (даже это не испортило настроения). – До твоего появления Констанс говорила правильно.
– Она и теперь говорит правильно, когда считает нужным, а слова коверкает, чтобы показать, что довольна жизнью.
– Лучше бы это выражалось в долгом утреннем сне, – проворчал он.
За дверью наступила внезапная тишина. Это заставило Акселя выпрыгнуть из постели и схватиться за одежду.
– Папа? – робко осведомились снаружи. – Это ты?
– Ну вот, теперь придется объясняться, – невозмутимо заметила Майя, натягивая трикотажный комбинезон, выгодно подчеркнувший все изгибы ее фигуры. – А ты, похоже, не слишком рад, что дочь стала такой разговорчивой.
– Женщин и детей приятно видеть, но не слышать!
Аксель судорожно натянул брюки, но поймал восхищенный взгляд Майи и снова развеселился. Возможно, в том, что он не замечает знаков женского внимания, есть доля истины. Правда, ее он заметил. О, эти знаки внимания! При одной мысли о них брюки натянулись до отказа. А между тем Майя уже открывала дверь.
За дверью оказались Мэтти с большим пальцем во рту и Констанс с круглыми глазами.
– В самом деле, уже поздно, – приветливо обратилась к ним Майя. – Идите на кухню и сделайте нам всем по чашке хлопьев с молоком. Мы сейчас.
– Значит, вы спали в одной постели? – уточнила девочка.
