Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
В Лондоне среди прочих посетителей и просителей Александр принял весьма необычную депутацию, обещавшую в заранее поданной записке, что царь услышит от нее не привычный ему голос лести, а голос истины. Это были квакеры, отрицавшие церковь внешнюю во имя церкви внутренней. Они проводили свои собрания молча и молчали до тех пор, пока кто-нибудь не начинал проповедовать по внушению Святого Духа. Александр охотно согласился их принять (эта встреча имела затем продолжение и в Петербурге, и в Вене, и в Вероне: там Александр называл их старыми друзьями, они оживленно беседовали, вместе молились и погружались в медитацию), поскольку и сам всю жизнь искал ее, эту внутреннюю церковь. Год назад он посещал собрания гернгутеров или моравских братьев в местечке Гнаденфрей, силезском захолустье, слушал их проповеди, и вот теперь хотелось услышать, что возвестит ему голос истины здесь, в Англии.
Они долго беседовали, царь и его гости, Вильям Ален, Стефан Грелье, Джон Валькенсон и Люк Говард, люди простые, искренние и убежденные. Александр говорил о том, что служение Богу должно быть духовным, внешние формы не имеют значения. Подчас и слова становятся не нужны, поскольку Всевышний и без них знает все о человеке. Александр выразил эту мысль так: «Я сам молюсь каждый день без слов…» И еще он добавил: «Прежде я употреблял слова, но потом оставил это, так как слова часто были неприложимы к моим чувствам».
Казалось бы, Александр обронил эту фразу мимоходом, но она содержит важное для нас признание, раскрывает его молитвенный опыт, различные стадии внутреннего пути. Эта фраза показывает, что молитва для царя – каждодневное дело, он творит ее постоянно, в любых условиях. Позднее он скажет Юлии Крюденер: «В совещании с моими министрами, которые не разделяют моих принципов, я, вместо того, чтобы спорить с ними, творю внутреннюю молитву и замечаю тотчас же, как они склоняются к принципам милосердия и справедливости». Постоянно творимая внутренняя молитва постепенно освобождается от слов, поскольку слова «неприложимы» к его чувствам: это новый этап молитвенного опыта. И наконец под влиянием Юлии Крюденер царь осваивает высшую молитву – молитву духом…
А теперь сопоставим, сблизим, сведем воедино молитвенный опыт царя и его стремление отречься от власти, уединиться, замкнуться, и это лишний раз убедит нас в том, что в нем рождается новый, внутренний, духовный человек. В Александре – Феодор Козьмич.
Глава двенадцатая Вена и Верона
Почему я напоследок выбрал эти два города? Почему мне так нужно побывать в Вене и Вероне? Что меня непреодолимо влечет туда, заставляет совершить это путешествие через Киев, Жмеринку, Будапешт, Вену, а там взять билет до Венеции и, остановившись в гостинице, поехать в Верону? Да, конечно, жажда увидеть Италию – это прежде всего. Но у моего путешествия была еще одна цель, осознанная мною не сразу, подсказанная мне волей судьбы, которая так распорядилась самыми разными, прихотливыми и случайными обстоятельствами, что из них сложился причудливый узор. И в этом узоре прочитывалось: вот ты будешь в Вене, а ведь Вена – начало великой эпохи конгрессов (Сергей Михайлович Соловьев выделял в дипломатической деятельности Александра эпоху коалиций и эпоху конгрессов), Верона же – ее завершение. Между этими вехами – Ахен, Карлсбад, Троппау, Лайбах, но о них можно прочесть в книгах, а вот в Вене и Вероне необходимо побывать, чтобы почувствовать, с чего начиналось и чем завершалось то веяние, которое стараниями Александра проникло в европейскую политику. Да, я сознательно назвал это веянием, а не системой, как любили говорить во времена Александра, или программой, как мы говорим сейчас. Нет, это было именно веяние, дуновение, освежающий порыв, который распахнул наглухо забитые окна, сорвал со столов и подбросил в воздух кипы бумаг и заставил сидевших за столами чиновников ловить их по листочку и складывать на место. Позвольте, каких чиновников? А тех, что числились по ведомству иностранных дел, заседали в канцеляриях и кабинетах, составляли реляции, отправляли депеши, вручали ноты. Все они привыкли к своей рутине, застоявшейся духоте, спертому воздуху, а тут вдруг заявляет о себе совершенно новая идея – в международной политике руководствоваться христианской нравственностью, – и возникает союз, и не какой-нибудь, а священный. Было от чего смутиться, оробеть, поддаться сомнениям. Как-то, знаете, непривычно, зябко, лихорадит. Ладно бы просто союз – торговый или военный. Союз и союз: сколько их уже было. Создавались и распадались. А тут священный – вот рука и цепенеет и чернила стынут на кончике гусиного пера. Подписывать или не подписывать? Англия не подписала, воздержалась: что ей континентальные союзы, она на своем острове отсидится. Пруссия свою подпись поставила: немцы идеалисты, еще не утратили склонности к благим порывам возвышенного настроя души, и Фридрих-Вильгельм многим Александру обязан (все-таки клялись в вечной дружбе на могиле Фридриха Великого). Австрия тоже подписалась, но не из-за высоких побуждений, а, скорее, по противоположным причинам: рассудили, что союз, хоть и священный, можно будет повернуть к своей выгоде…
Словом, веяние ворвалось, но окна снова закрыли. Идея же императора Александра не умерла: ей суждено было великое будущее. «Таким образом, идея Священного Союза была первым в истории шагом к объединению человечества, по крайней мере христианского, сверху, мирным путем. Никаких прецедентов этому мы не найдем, разве только в космополитической иерократии римских пап. Нужно ли, однако, показывать, насколько ближе были и идея, и даже методы Священного Союза к гуманистическим, гражданственным предприятиям XX столетия, чем к насильственному жреческому автократизму средних веков? Дальнейшим этапом этой идеи было не что иное, как расширение идеального объема желаемого союза до всечеловеческих границ и попытка конкретно воплотить его в Лиге Наций, потом в ООН и, наконец, во всемирной федерации будущего».
Так в «Розе мира». Даниил Андреев называет Священный союз предшественником Лиги Наций и ООН – это понятно. А что такое всемирная федерация будущего? Мечта, предчувствие, надежда на то, что идея Александра (возможно, подсказанная Юлией Крюденер) когда-нибудь воплотится, обретет реальные формы и Россия в этой всемирной федерации будет играть ведущую роль.
И обсуждалась эта идея на конгрессах, и даже не столько обсуждалась, сколько витала в воздухе, призрачно маячила, поскольку слишком уж была новой, необычной – до конца и не уразумеешь, не схватишь. Уже маячили и другие призраки – революций, демагогии и пропаганды, как тогда говорили. И в Италии, и в Испании, и на Балканах возникали смутные брожения, создавались тайные общества, вспыхивали восстания, но для меня важен этот призрак, и я – еду.
«24.04. 2000. 11 часов 20 минут. В Киеве. Пасмурно. Стоянка 20 минут. Вышли на платформу. Присутствовали при волнующем зрелище: к составу прицепили два вагона – Киев – Будапешт и Киев – Белград. Нищие старухи. Купили газету». «16 часов 45 минут. Жмеринка. На платформе продают копченых рыбин, вареники, коржики и проч. Вид с холма – Жмеринка в низине. Мальчишки-попрошайки. Ленин все еще стоит, и у его ног – цветы». «25.04. 10 часов 30 минут. Едем по Венгрии. Пасмурно. Весенний разлив. Затопило дома и деревья. Цветущая сирень». «19 часов 10 минут. В поезде Будапешт – Вена. Вечереет. В тумане красные крыши домиков. Рядом сидят итальянцы. Потянулись холмы. Большое розовое облако. Сказочная красота! Зеленые предгорья». «26.04. 6 часов 35 минут. Дивное утро. Попутчики вышли в Триесте. Едем в Венецию. Солнце. Виноградники».
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
