Ветви старой вишни
Я сам уже стар,
и вишня в саду постарела —
Но юность живет
в ненасытном старческом сердце
и в душистых этих соцветьях…
На заре слышу шум осеннего ливня
В безрадостном мире,
где зори проходят как сон,
Еще до рассвета
меня, старика, потревожил
мерный шум осеннего ливня…
Опадают цветы под луной
Если стану потом
вспоминать эту вешнюю ночь,
полумрак, полнолунье, —
Заскользят в предрассветных бликах
лепестки с деревьев отцветших…
Еще один вечер
Вот уж краски зари,
расцветившие облачный полог
над вершинами гор,
постепенно тускнеют и блекнут —
Надвигается вечер осенний…
Свет осенней луны проникает сквозь бамбуковую штору
Льется призрачный свет
сквозь бамбуковую занавеску —
И, по стенам скользя,
расползаются черные тени
силуэтами лап сосновых…
Коростель у горной хижины
Кричит коростель.
Сменяется месяц в просветах
меж редких дерев.
Только птичья трель нарушает
тишину обители горной…
Вечером слушая песню крестьян в поле
Удзумаса.
Тихий ропот храмовой рощи.
В полумраке
долетает издали песня, —
верно, в поле все еще сеют…
Предрассветная луна, зацепившаяся за горный пик
Как будто за сосны
на самой далекой горе
луна зацепилась
И повисла, рассветный сумрак
Наполняя тусклым мерцаньем…
Придя в храм Дзэнрин, чтобы полюбоваться цветами, слушаю сутру под шум бури, когда в смятенье облетают лепестки с вишневых деревьев
Быстротечная жизнь!
Голос бонзы в храме вещает
о юдоли земной —
И, внимая молитвословьям,
на ветру облетают вишни…
Рассветная луна в окошке
Окно приоткрою
так, чтобы виднелась луна
в светлеющем небе, —
И будто бы легче стало
коротать часы до рассвета…
В Удзумасе холодной ночью скулит лисица
Безлунная ночь.
В старом храме слушаю молча,
как ветер свистит,
Барабанит град по карнизам
да от стужи скулит лисица…
Луна над разрушенным храмом
Куски черепицы,
разорванный полог провис —
А бронзовый Будда
все так же неколебимо
стоит в сиянии лунном…
Любуюсь изо дня в день и все же не могу наглядеться
Казалось, не в силах
угасшее сердце прельстить
ничто в этом мире —
И опять, как будто цепями,
я прикован к вишням цветущим…
Вечер в горной хижине
Закатное солнце
тускнеет в просветах листвы,
за горы склоняясь.
Сквозь туман донесся чуть слышно
голос колокола из долины…
В думах о том, как праздно встречаю еще один рассвет
На западе – мрак,
на востоке брезжит сиянье…
О, если бы знать,
сколько раз еще в этом мире
для меня поднимется солнце!
Тлен
Копитесь, копитесь,
невзгоды и беды мои!
Недолго осталось —
все равно могильным бурьяном
прорастать этой плоти тленной…
Горная хижина
Никто не тревожит
размеренной жизни моей
в пристанище горном —
Как отрадны мне, чудаку,
одиночество и покой!
Облака над хижиной в горах
Я в безлюдных горах
живу, удалившись от мира,
И прошу облака,
что зависли над ветхой крышей:
«Мой приют надежней укройте!»
Слагаю стихи на тему древних речений
Эту бренную плоть,
что росой на ветру испарится,
не оставив следа,
Мы привыкли считать нетленной,
сотворенной на тысячелетья!..
Глядя в книгу, со скорбью вспоминаю о минувшем
Сгущается тьма,
но не стоит огней зажигать,
Еще беспросветней
станет сумрак ночи осенней
от светильника под окошком…
* * *
Всем хочется знать:
«А так ли, как нужно и должно,
ты прожил свой век?» —
В праздных думах перебираю
дней минувших долгие четки…
Думы и чувства на рассвете
Гляжу на восток —
и все, чем отравлено сердце,
уносится прочь.
В небесах над розовой кромкой
блекнут месяца очертанья…
Рёкан (1758–1831)
Приятно порой
на солнце весеннем погреться —
К сельчанам подсесть
и мирно под старою ивой
с друзьями вести разговоры…
* * *
Быть может, и ей
тревоги мирские не чужды…
Укрывшись в ветвях,
без устали кличет кукушка
и места себе не находит.
* * *
Как незаметно
день этот долгий прошел!
Вешняя дымка…
Я с детворой деревенской
в мячик на нитке играю.
* * *
Как сердце щемит!
Сегодня на горной поляне
в сгустившейся мгле
ведут свою песню лягушки
почти что у самого дома…
* * *
Осень подходит.
Холодно мне, старику,
в летней одежде.
Видно, и кленам в горах
время покровы менять…
* * *
Право, не знаю,
как оказался опять
в хижине ветхой —
Верно, по старым следам
сердце меня привело…
* * *
Вновь я проведал
свой позабытый приют
в горном селенье. Глядь —
цувабуки цветок
подле ограды расцвел…
Подпись к автопортрету
Хотя никогда
я жизни мирской не чурался,
но, правду сказать,
намного приятней в
