она продлится до тех пор, пока ваши люди не научатся делать правильный выбор. Чтоб эти читатели, как выражаются в ваших кругах, зачесали репу. Жестоко?
Жестокость женщине нравилась, и по-настоящему интегрированной она считала себя, но никак не своих читателей и персонажей; однако рассудительно сообщила:
- Мы имеем риск оказаться как бы в изгойском положении...
- Никаких "как бы"! - он чуть повысил голос и снова стих. - Не окажетесь. У читателей не будет выбора. Ваши коллеги согласились.
- Все?
- Страшно узок ваш круг в этой стране. И всё равно лишнего лучше никому не знать. Если к вам будут обращаться обладатели слишком длинных языков, - я говорю не только о желающих вызнать лишнее, но также о готовых посекретничать с вами, - советую немедля доводить эти факты до моего сведения. Разумеется, назначив личную встречу. И не забывайте обо всех делах, что зависят от Валентина Алексеевича. Спрыгивать на ходу не советую.
Женщина с глубоким пониманием поманула налаченной головой. Валентина Алексеевича касались дела одного рода - уголовные. И дел такого рода вокруг неё в последнее время образовалось неприятно много и даже до странности. Никак не заминалось дело с дочкиной аварией. Племянника подпутали с веществами (она была уверена, что его запросто бы взяли с настоящими, но эти ему подбросили). Наконец, открылось древнее дело о квартире, своевременно добытой для мамы. Владельца, впавшего в ранний маразм, уплотнили совершенно законно, выкупив комнатку - долю заклятой сеструхи, а что он помер во время ремонта, со своим барахлом втрамбованный в две похожие на крысиную нору смежные комнаты, - так надо было вести здоровый образ жизни. Разумеется, она и рассчитывала, что скандальный лузер быстро помрёт - не отселять же маму в коммуналку с этим мешком дерьма! Разумеется, у неё были всякие запасные варианты, а инсультного маразматика затеребили вполне намеренно. Доказать это было невозможно. Только теперь отыскались какие-то правовые сомнения по выкупу второй, маразматической половины из собственности города в частную. И вообще появилась идея, не возбудить ли уголовное дело о чём-нибудь совсем нехорошем...
Мужчина улыбался. В нём была загадка.
Женщина огляделась и, обнажив чересчур белые зубы, спросила:
- Что я буду за это иметь?
- То, что потеряют они, - отвечал он уверенно. - Не тревожьтесь лишнего. Нескольких селебряных звёздочек, - он улыбнулся собственной шутке, но до женщины не дошло, - я же вам подкинул? Второй список есть, и он будет шириться.
- Мы не можем строить фейс-политику изданий на пёрсон-листе из трёх лиц не первой актуальности! Кого мы сделаем фронтфейсом обложки в четвёртом номере?
- "Придут иные времена, взойдут иные имена", - пообещал чернобородый. - За нами не заржавеет. Золото не ржавеет. Всё случится быстрее, чем вы ожидаете. Мы работаем с молодёжью. Дней через десять или даже раньше у вас будет новый список. Идеологически выдержанных исполнителей, - прибавил он с улыбкой. - Кстати, следующее сборище вы организуете исключительно для таковых. Безыдейных, впрочем, тоже пригласим, но по особому списку. Нам нужны люди, способные пойти далеко...
Женщина мелко закивала, но по сторонам оглянулась с видимым сожалением, подозревая, что некст сейшен окажется уже не торт. А пока что лучшие люди были на месте, почти все пришли. Она поднялась на мысках, не щадя клювоносых туфель, и отметила в голос:
- Не вижу Теи!
- Тея не любит сниматься... - пояснил он и прибавил: - Позвольте мне тоже откланяться.
- Вы снова без колёс? - угадала она. - Вы любите всё извращённо-трэшевое!
- Здесь пять минут пешком. До встречи.
Напоследок он допил забытый в руке бокал и обвёл собрание внимательным взором. Чем-то знаменитая девушка захлопала для него тройными ресницами. Он одобрительно сощурил веки и удалился.
* * *
Развязавшись с обязательными делами и удрав с необязательных, Виктор Петрович Беспамятных, седой профессор-геолог, ощутил себя до того молодым и радостным, что без усилий поднялся по лестнице на третий этаж. В его доме такая высота сошла бы за пятый.
- Не спешите! - прикрикнул с верхней площадки Рябúнович, старый заботливый друг.
- Я так живу! - ответил рослый и длинноногий Виктор Петрович.
В несколько шагов он одолел последний пролёт и пожал небольшую руку Анатолия Григорьевича своей долгопёрой рукой.
- Ещё не началось! - заулыбался сквозь очки доцент Рябинович.
Профессор Беспамятных огляделся. В коридорах по обе стороны от площадки было многолюдно, будто в невероятно уже далёкие времена застывшего времени, и даже позднейшая вывеска у каптёрки, с революционным полосатым флагом, совсем облупилась, хотя была куда моложе, чем дружба Беспамятных с этим этажом.
* * *
С давних, поросших косматой пылью времён Институт резонансной конфабулионики находился на втором этаже, а Институт семантики и эпистемологии - на третьем. Вернее, бывший доходно-конторский дом в Железоколпачном переулке был разделён между прародителями обоих институтов, когда ни про конфабулионику, ни про эпистемологию никто и слыхом не слыхал.
Но с тех самых пор семантики считали резонансников людьми грубыми и близкими опасных тайн, а резонансники именовали соседей сверху "трепологами". Однако это не мешало институтским приятельски болтать, покуривая на лестнице. Случалось, дружественные семантики затёсывались в резонансные застолья, а конфабулионщики посещали занятные доклады и конференции, проводившиеся эпистемологами. Бывали даже совместные походы, турниры весёлых и находчивых и праздничные вечера с обоюдными сюрпризами и поздравленьями.
Крикогубый поэт, приглашённый обоими коллективами разом, первое отделение великолепно прокощунствовал у резонансников, на записки же отвечал и вываливал щедрые десерты у конфабулионщиков, а в ближайшей журнальной подборке опубликовал стихотворение о том, что в Красноколпачном переулке нет проблемы физиков и лириков, но нет и пошлой беспроблемности.
А раз коллективы обоих институтов удостоились почти равной выволочки за концерт возмутительного и беззаконного барда. Одним из попавших под раздачу оказался кандидат физматнаук Рябинович, с таким треском не ставший самым молодым во всей конфабулионике доктором, что плюнул на это дело раз и навсегда. Зато именно к Анатолию Григорьевичу Рябиновичу, как ни к кому из резонансников, стремились эпистемологи и народ из других учреждений на семинары - тоже довольно беззаконные и возмутительные, но отчего-то никогда не пресекавшиеся.
* * *
Генерал Арефьев пальцем стряхнул с пиджачного лацкана крошку от сушки, потёр монументальную лысину и округлым баритоном ответил успокоительно в трубку:
- Да какие утечки, Игорь Октавьевич! Всё ж определено. Расследование по номеру первому под особым контролем. А второго и не было. По первому будут масенькие сливчики. А мы что? А мы ничего. Слухами земля полнится. Слух слухом вышибают. Это уж не по моей части. Это пускай коллеги разбираются. Если вы сказали "нецелесообразно" - значит, нецелесообразнее некуда. Ага, есть такое мнение, кто ж
