Дима отводит трусики в сторону, проводит пальца по припухшим складочкам, раскрывая их, ища первые капли моего возбуждения, растирая едва проступившую влагу по краюшку дырочке, зная, как сильно меня этим возбуждает.
— Ещё ооо. — на выдохе, прошу, повторят эту пленительную ласку. Он кружит до тех пор, пока моя смазка не начинает хлюпать под его пальцами.
Я откровенно виляю бедрами, приподымаю их, ища полного соития. Недовольно урчу. Короткий смешок и легкий шлепок по попе, секунда и я наполнена до краев. Сладострастный стон срывается с наших губ одновременно, о как мне хочется поцеловать эти губы. Не дождавшись его действий, а привстаю и снова опускаюсь, делая первые проникновения, кручу попой стараясь насадиться как можно глубже. Это совсем неудобно, но остановиться сейчас подобно смерти.
Мужчина аккуратно перехватывает мой животик снизу, отбирая инициативу, двигается быстро, но со всей присущей в нашем положении нежностью. В минуты забвенья, забывается, сжимает, насаживая сильней, но тут же опомнившись, ослабляет хватку и сбавляет темп. Я хнычу, потому что так было хорошо, так глубоко и совсем не больно, только неудобно.
Сейчас одна его рука по-прежнему у меня на животе, а вторая забралась под край топа, и выкручивает мой отвердевший сосок, щиплет, сминает грудь и переходит к другой.
Я опускаю руку вниз, к соединению наших тел. Нащупываю и растираю свою твердую жемчужинку, дыхание сбивается, прерываясь на всхлипы. Спускаюсь пальчиками, ниже касаясь мощного поршня, неистово в меня вбивающегося. На очередном толчке, обхватываю его пальцами, щекоча кончиками, пытаюсь разглядеть на ощупь процесс наших бешеных скачек. Зажимаю вожделенную плоть между пальцев, а ладонью касаюсь клитора.
— Давай, маленькая, — прерывистое дыхание щекочет мою, оголённую спину. — Сейчас, вместе со мной, ещё немножко, ещё, ещё, вместе…
— Ммммм, — протяжный стон, разноситься по салоны автомобиля, отскакивая от запотевших стёкол. Прижимаюсь щекой к рулю, пытаясь восстановить судорожное дыхание. Чуть опустив спинку кресла, Дима аккуратно кладёт на свою ходящую ходуном грудь, моё вздрагивающее тело. Его прерывистое дыхание, щекочет мне шею, переходит на поцелуй.
— Чёрт, маленькая. Ты меня укатала, — хрипло смеётся, в самое ушко.
— Это мой первый секс в машине. — признаюсь честно.
— С почином. — вновь смеётся он, приоткрывает соседнее окно, впуская вечерний мартовский воздух. — Что ты говорила по поводу мяса. Я жуть, какой голодный.
Кусает меня, снимая со своего опавшего члена. Помогает привестись в относительный порядок, закрывает окно, включает обогрев. Трогает живот, проверяя, не замёрз ли он. И только убедившись в моём отличном самочувствии, трогает домой.
Мы возвращаемся тем же путём, что и приехали. Проезжаем мой старый район, меж вряд стоящими, домами, я вижу краюшек ворот любимого парка. Да, я не живу теперь здесь, да, я пытаюсь строить своё счастье в другом месте. Но ты всегда будешь частичкой меня, даже если жизнь так круто изменилась. Я буду навещать тебя, мой старый, любимый парк, я буду приезжать к тебе, любуясь первыми листочками, первым цветением, я буду приезжать к тебе не одна. Я покажу своему сыну, что спрятано у нашего сурового, властного, ослепительного, города под глянцевыми доспехами.
— Кажется, я знаю, чего не хватает в детской. — мой Волк смеётся, над очередной идеей.
— Поделишься.
К концу апреля, одну из стен детской, украшают вековые деревья, каменная тропинка, небольшое озерцо с уточками, скамейка на которой лежит теплый плед и стоит стаканчик фруктового чая. А там, за озерцом, виднеются высотные дома, одетые в светящиеся фасады. В них отражаются прощальные лучи заходящего весеннего солнца. Оно играется в молоденькой листве, подмигивая уходящему дню и нам.
Дмитрий
Вваливаемся в кабинет начбеза без стука, я предусмотрительно вхожу за генеральным, чтоб не отхватить у новоиспечённого папаши. Картина маслом, он спит. Откинувшись в своём кресле, запрокинув голову, раскрыв рот, похрапывает на весь кабинет.
— Харе на посту морду плющить! — громко оповещает наше прибытие Роман Юрьевич.
Ник стремясь быстро вскочить, падает, материться, стонет, пытаясь встать. Получается так себе, он до сих пор ходит с палочкой. Наконец, заняв вертикальное положение, кроет трехэтажным нас с Ромкой.
— Вы Аху*, я полночи не спал, давая Леськи хоть немного отдохнуть.
— Что, Глеб Никитич даёт вам просраться. Правильно говорят, любите своих крестников они за вас отомстят.
— Так про внуков говорят вообще-то. — поправляю будущего крестного.
— Ты мне ещё поспорь, вот твой родиться и отомстит за дядю.
— Бухнуть хочу жуть. — Никита ковыляет к нам и плюхается на диван, растирая свою уставшую ногу.
— Могу предложить только кофе. — глумится над другом Ромка.
— Сам его пей, во мне и так с утра уже три чашки. Вы чего припёрлись-то?
— Да так, реши узнать какие у нас планы на майские. — оглашая цель нашего визита.
— Найти няню и отоспаться пару дней. — Ник прикрывает глаза.
— А мы хотели позвать вас загород, пока моя Лиса не родила. Нас много, за вашим мелким присмотрим, Лиска, возьмет своих подруг, чем вам не няньки.
— Я тоже хочу позвать Соньку. — возмущается Ромыч.
— Кто тебе не даёт, зови.
— Ну очень заманчивая идея. — выносит вердикт Ник. — Я поговорю с Олесей.
— Димыч, ты, когда жениться собираешься. Кольцо месяц назад купил, вам до родов уже всего ничего. Смотри мне, я в июле, умотаю, недели на две, три, ты за главного.
— Я не сделал ей предложения, — признаюсь в свое нерешительности.
— Как Алиска тебя терпит. — закатывает глаза друг, Ник тихонько посмеивается.
— Ты знаешь дорогой Ромочка, вот когда тебя накроет, как меня или как Ника, мы на тебя посмотрим. Она ревёт всё время, если ей хорошо, если плохо, если грустно или весело. У Лисы в голове постоянно рождаются какие-то загоны. Я назвал её Алисой, она в слёзы, я никогда не называл её по имени, только Лисичка, я хочу её бросить.
— Это гормоны. — со знанием дело говорит Ник.
— И вот представь, делаю я ей предложение, а она рыдает, считая, что я её не люблю, а женюсь только из-за беременности.
— А потом из-за ребёнка, потом из-за второго, и так далее по кругу.
— Не надо, ладно. Очень надеюсь, что с родами это всё пройдёт. Хотя… — делюсь с друзьями самой сокровенной мыслью, которая не даёт мне покоя, по мере того как приближается срок родов. — Лисичка такая милая, такая кругленькая, я бы делал её беременной каждый год.
Никита давится, откашливаясь.
— Да ты не представляешь, что такое дети, какой каждый год. В ближайшие пять лет точно больше никаких детей.
Мой телефон взрывается входящем звонком, на загоревшемся экране улыбающееся личико мой Лисички.
— Дима, ты где? — нескрываемое недовольство в голосе.
— На работе, Лисёнок, где ж мне
