работе, Женька в школе, я в декрете. Скоро придут рабочие, снимать уже вторые обои в детской и готовить стены к покраске. Я скучаю. Купленная мебель лежит на складе магазина и ждет отмашки к доставке, а у нас не готова детская. Я скучаю. Вчера пыталась погулять, но толпа снующих туда суда людей, только больше раздражает. Стеклянно-бетонные стены зданий давили, отражающие в них лучи, как будто искусственного солнца, слепили. Вечером плакала, Дима держится, мне кажется, из последних сил. Я скучаю.
Здесь нет запахов, нет воздуха, нет тишины, полное отсутствие уединения. Маленькие насаждения из кустарников трудно назвать даже сквером, как гордо его именую живущие неподалёку люди. Я скучаю. Я так жгуче чувствую эту хандру. Закрываю глаза, и мне чудится маленькое озерко, уточки в нём, что не улетают на юг. Скромные скамейки и вековые деревья, дающие тебе почувствовать свежесть ранней весны. Они уже, просыпаются, готовые пустить почки и одеться в зелень разных оттенков. Я скучаю. По тебе мой парк, я не я, без тебя. Неприятная тяжесть лежит на моей душе, я чувствую эту пронзительную тоску, я скучаю.
Телефон звонит, заставив меня вздрогнуть всем телом. Отправляю в духовку мясо и принимаю вызов.
— Что такое, мой Волчонок, — знаю как его бесит это прозвище, но он стоически терпит. — с нами все хорошо, мы побуянили полчасика назад, сейчас затихли. — выкладываю, срази, не дождавшись вопроса.
— Я рад, что у вас всё хорошо. — слышу улыбку в его голосе. — собирайся, потеплее, я буду, через минут десять.
— Ещё же рано, — перевожу, взгляд на часы, только три дня.
— Без лишних вопросов, Лисичка, оденься потеплее и выходи, жду.
И всё, сбросил вызов. Недоумённо смотрю на телефон, на только что отправленное в духовку мясо. Колеблюсь буквально минуты, любопытство берёт своё, бегу одеваться.
— Женюш, — кричу на ходу. — пригляди за мясом.
Запрыгиваю в машину, по мере своих возможностей. Без шапки, расстёгнутая, с шарфом в руках. Волк оглядывает меня недовольным взглядом.
— Мне жарко в машине, я потом оденусь. — канючу на манер маленького ребёнка.
— Надо было тебе шубу покупать. — это он сейчас о моём пуховике говорит.
— Ну, какая шуба, Дим, я сына устаю носить, а тут ещё и шубу. Тем более это не практично. В мае роды, на следующий год она мне большая будет и куда…
— Новую купим.
— Нет уж…
— Возьми документы в бардачке. — перебивает мою только зарождающуюся, пламенную речь.
Достаю несколько белых листочков, вчитываюсь в текст.
— Что это? — перевожу изумлённый взгляд на Диму.
— Вот и я хотел бы знать Что это. — говорит спокойно, но голосе слышаться нотки недовольства и раздражения. — почему моя женщина платит непонятный кредит, на смешную сумму и не просит у меня помощи.
Ну что я могу сказать, плачу. В месяц выходила не большая сумма, но закрывать его досрочно, не было возможности. Конечно, была, как только переехала к Диме, я вообще почти забыла, что значит тратить свои деньги. Зарплата уходила на кредит, кое-какую сумму я отсылала Сашке, не только ж отцу помогать. И ещё небольшую сумму, откладывала на будущий учебный год. Не знаю, как долго я просижу в декрете, и смогу ли помогать своим девочкам. .Ч.и.т.а.й. к.н.и.г.и. на. К.н.и.г.о.е. д…н.е.т
— Ну чего молчишь. — мне было неловко, от этого разговора, от сложившейся ситуации, где за меня заплатили, эта квартира, вообще мне как совместно нажитое от бывшего досталась. — Только не реви, Алиса, умоляю. — Вот ещё и Алисой назвал, а всегда говорил, что я его маленькая рыжая Лисичка. — Бл* не этого я добивался.
Паркуется, он аккуратно стирает слёзы с моего лица, целует шмыгающий нос. Помогает выйти из машины, и сам застёгивает, одевает мне шапку и шарф. Только сейчас замечаю, куда мы приехали. Мой парк. Волк достаёт пакет и плед из машины, твёрдой рукой берёт мою обмякшую и ведёт за собой. Вот они мои любимые тропинки, уходим дальше, покидая благоустроенную часть, вот берёзовая рощица, чуть дальше хвойные, за ними осинки, дубки и озерцо с уточками, не улетели в этот год, как же я скучала. Дима кидает на скамейку плед и пакет, извлекает из него хлеб и подаёт мне.
— Иди, корми. — подталкивает меня к уточкам, что довольно клокочут. Скармливаю им всю буханку.
Солнце, ещё по зимнему холодное, не успевшее разогреться началом весны, клонится к закату. Приобретает едва уловимый малиновый цвет. Меня усаживаю на скамейку, на теплый плед, вручают стан фруктового чая, и крепко накрепко обнимают. Сейчас, в данную минутку, в эту самую секундочку, я чувствую себя как никогда любимой и счастливой, я готова обнять весь это парк, весь этот город и даже весь мир.
— Давай договоримся, у нас нет друг от друга секретов и недомолвок. Мы всегда всё друг другу честно рассказываем. Мы не держим в себе чувства, не подавляем их, мы разговариваем, просим помощь. — он вздохнул и крепче прижал к себе, зарывшись носом куда-то в мой огромный шарф. — и если когда-нибудь, ты почувствуешь себя несчастной и захочешь от меня уйти, я первый узнаю об этом.
— Ты Дурак. — моя нижняя губа уже затряслась, глаза наполнились влагой. — Не смей такое говорить, даже в шутку.
— Всё, всё я понял, только давай без армагеддонов. — короткий смешок и он добирается до моей шеи, перебирается на ухо, играет языком с моей серёжкой. Легкий стон срывается с моих приоткрытых губ.
— Черт, маленькая, у тебя с собой нет ключей от старой квартиры. — шепчет не прекращая своей пытки.
— Нет, — выдыхаю, понимая на что намекает. — у меня мясо в духовке.
— Евгения дома.
— Дааа.
— Тогда только так.
В считанные секунды мой мужчина-ураган, сгребает вещи с лавочки и меня тоже. Мы буквально добегаем до машины и плюхаемся в неё. Он стартует. Квартал, ещё один, уже показались брежневские пятиэтажки, сталинские дома, вот заброшенная стройка, за ней старый пешеходный мост, через небольшую протоку, её давно засыпали, воды нет. Въезжаем под него. Тормозим.
— Быстрей маленькая, а то я сейчас взорвусь.
Я оглядываюсь в тонированные окна, вроде никого нет, да тут не может быть. После заката, наступил сумрак, с густеющей над городом темнотой. Сбрасываю с себя верхнюю одежду, тянусь к кофте.
— Оставь, — чёткий приказ, пока он проделывает всё-то же и отодвигает своё кресло до конца назад.
Стягиваю тёплые штаны, тянусь к носкам, покачивает головой, не разрешает. Перетягивает на колени и разворачивает к себе спиной, заставляя опереться о руль. Его брюки расстёгнуты, и я через свои трусики, чувствую разгорячённую сталь, восставшей плоти. Бесстыдно трусь об эту возбуждённую твердость.
