путём, каким мы сюда попали. Проблема в том, что упавшие брёвна забаррикадировали выход и человек нашего размера не сможет проникнуть сквозь щели.
– Хума, – говорю. – Лети на поверхность и поищи наших друзей.
Летучая мышь смотрит на меня вопросительно. Повторяю ей свой приказ, используя жесты. Почему-то мне кажется, что она меня понимает, но улетать не хочет.
– Лети, – говорю. – Нам с Бугом нужна твоя помощь.
– Держись, – пищит Хума. – Я близко.
С помощью белой жемчужины я могу чувствовать взгляды не только людей, но и животных. Хума смотрит на меня с жалостью. Конечно, я ведь не такой маленький, как она. У меня нет крыльев, чтобы улететь отсюда.
– Пожалуйста, улетай, – говорю. – Ты же знаешь, что так нужно. Найди Вардиса.
– Я быстрее не могу! – кричит летучая мышь.
И улетает вверх.
Неизвестно, сколько времени Хуме понадобится, чтобы найти друзей. И сможет ли она вообще их найти: иструс унёс нас достаточно далеко от места, где меня подобрал. Нельзя рассчитывать на постороннюю помощь. В данной ситуации у нас есть только наши силы.
Делаю глубокий вдох, закрываю глаза.
Выдыхаю после небольшой паузы.
Моя собственная медитация, которой я всегда пользуюсь, когда нужно охладить голову и взглянуть на происходящее здраво. Я в пещере, из которой только один выход – вверх. Неподалёку от меня Буг и у него та же ситуация. Чтобы выбраться на поверхность – нужно расчистить проход от брёвен и камней.
– А теперь, – говорю. – Подчинись.
Поднимаю руку вверх и делаю жест, будто хватаю одно из брёвен. Оно застряло между скалами, трясётся, дрожит, но двигаться с места не хочет. Несколько секунд я пытаюсь убрать в его сторону, а затем дым в жемчужине исчезает и мои попытки заканчиваются ничем.
– Не могу вскарабкаться, – жалуется Буг. – Не за что зацепиться.
– Ты же у нас гигант с каменной кожей, – говорю. – Придумай что-нибудь.
– Не надо на меня гнать, если кто и виноват в этой ситуации, то это ты.
– Конечно, кто же ещё. Мне ведь пришла в голову гениальная идея сбежать в горы от своих родственников и друзей, вынуждая уставших после длительного похода односельчан, бросаться на мои поиски.
– Никто не просил меня разыскивать, – возмущается Буг.
– И как ты себе это представляешь? Ты решил умчаться прочь, а мы со спокойной душой пойдём домой, поужинаем, пойдём спать, а на следующий день займёмся огородом? Нет, братец. Раз уж ты убежал, то будь добр, возьми на себя ответственность за то, что куча людей отправилась за тобой. Это был не их выбор, а твой.
Хожу по периметру узкой пещеры, осматриваю каждый камешек, насколько позволяет освещение.
– Что ты вообще собирался делать? – спрашиваю. – Убежать в горы и никогда не вернуться обратно? Жить как дикарь в дикой природе?
– Я не знаю! Я запаниковал!
– Собирался бросить нашу деревню, родителей?
– Ничего я не собирался! Вы на меня напали, вот я и испугался.
– Лира за тебя беспокоится. Видел бы ты, какая подавленная она была после твоего исчезновения.
– Подавленная? – спрашивает Буг, изменившимся голосом. – Сильно?
Минуту назад он гневно обвинял меня во всём случившемся, а теперь с нежностью и сочувствием расспрашивает о самочувствии Лиры.
– Говорит, ты стал очень отстранённым в последнее время. Она не знала по какой причине это происходит, но я знаю: ты решил обменять её на маску. Обменял близкого тебе человека на неживой предмет.
– Это не так, – возражает Буг.
– По крайней мере так это выглядит со стороны.
Ощупываю стены пещеры в поисках слабого места, которое можно выковырять мечом или ножом, чтобы сделать ступени. Вокруг один сплошной камень. Даже если удастся выбить отверстия для рук, всё равно остаётся проблема с брёвнами, завалившими выход.
Снова поднимаю руку, пытаюсь приподнять самый верхний камень, чей силуэт вырисовывается на фоне голубого неба. Усилием воли толкаю его вверх, но конструкция над головой лишь сваливается плотнее.
– Буг, – спрашиваю. – Ты чувствуешь лёгкий ветерок?
– Да, – отвечает брат. – Это сквознячок, он выходит из-под камней сбоку от меня.
– Сможешь как-то разобрать ту сторону?
– Пытаюсь, но пока не получается.
Никогда бы не подумал, что окажусь в подобной природной тюрьме. Множество раз слышал, как люди проваливались в пещеры, застревали, не могли найти выход. Но никогда не думал, что такое может произойти со мной. Как-то это... банально.
Весь оставшийся день пытаюсь разобрать завалы над головой.
Выходит меньше, чем ничего.
– Гарн, – произносит Буг из-за стены в середине ночи. – Мне холодно.
– Мне тоже, – говорю.
Лежим, каждый в своей ловушке, в полнейшей тьме, и лишь лёгкий звук ветра, да капающей воды окружает нас. Как только я очутился здесь, то подумал, что легко выберусь обратно на поверхность. Проведя же здесь много часов, вера в собственные силы постепенно исчезает.
– Гарн...
– Чего?
– Прости меня...
– Ты прощён, – говорю.
– А ты не хочешь попросить у меня прощения? – спрашивает Буг.
– Мне не за что.
– Ну ты и придурок!
Заснуть не удаётся. Всю ночь я лежу на каменном полу, подложив под голову кожаный чехол для метательных ножей. Стёганая основа ламеллярной брони сдерживает тепло тела недостаточно хорошо, да и спать в ней не удобно.
Вот и получается, что я ворочаюсь с бока на бок, не могу найти подходящую позу. Так я встречаю рассвет: светлеющее небо в узкой щели над головой. Тонкие лучи пробиваются в мою камеру, режут глаза.
Утро я начинаю с новых попыток выбраться.
Направляю вверх всю силу голубой жемчужины, но её явно недостаточно, чтобы как-то мне помочь: не способна она поднимать любые тяжести одним волшебным взмахом. Невозможно сдвинуть скалу, даже если очень сильно этого захотеть.
– Проснулся? – спрашивает Буг.
– Я и не засыпал, – говорю.
– Правильно, как тут поспишь.
Пока я шуршу в своей пещере, Буг пытается разобрать завалы. Хочет сделать проход в любую из сторон. Что угодно, лишь бы не сидеть на месте с отчаянной надеждой на внешнее спасение.
– Эй! – кричу.
Время от времени надо издавать громкие звуки. Не только для того, чтобы друзья снаружи услышали, но и для того, чтобы напомнить самому себе, что я ещё жив.
Каждый час я поднимаю руку
