ярость была слишком сильной, а гордость слишком острой, чтобы первой делать шаг, поэтому она вышла за пределы поместья и двинулась дальше, не разбирая дороги. Поначалу ей казалось, что она знает путь, она внимательно следила за знаками на дороге, пока они шли сюда, но в какой-то момент Ида поняла, что мыслями находилась не здесь и свернула не туда. Она оказалась в узкой улочке, на которой в отличие от других улиц было не так светло. Горел лишь один фонарь у дома в конце дороги. Ида замешкалась, на смену гневу пришел страх. Она заблудилась. Одна. Но строптивость и упрямство помогли ей сделать шаг вперед. Она справится сама. Она дошла до середины улочки, когда услышала звон разбитого стекла. Ей хотелось отойти и скрыться в темноте, но она не успела. Ее заметили.
— А что это за пташка у нас тут потерялась? Эй, смотрите! Великий Аху-Амрадаз послал нам хороший улов!
Ида сделала шаг назад, или думала, что сделала.
— Ну куда же ты, не уходи от нас! Мы не причиним тебе вреда, только удовольствие!
Ида наконец отмерла и выбежала с улочки. Они, конечно, помчались за ней. Чертово платье, путается в ногах и замедляет ее. Они бы никогда не догнали ее, будь она в свои штанах, а не в этом тряпье и жутко неудобной обуви, которая так и норовит соскочить с ноги.
Она бежала, не разбирая пути. Слезы застилали глаза. Если бы ей не было так страшно — гнев и обида стали отступать и она осознала, что оказалась одна на незнакомой улице в незнакомом городе ночью, — она бы думала о произошедшем. Она совершенно запутанна. Она была готова в тот миг поддаться искушению. Что с ней стало? Никогда еще в ее душе не терзали столько сомнений. Но сейчас она стала осознавать всю безвыходность своего положения. Она же даже не знает дороги. Одна, в этом наряде, сколько бы Луйс ни убеждал ее в том, что здесь это приличная и нормальная одежда, но она видела, как на нее смотрели. Как загорались огни желания в глазах мужчин. Как загорался огонь в его глазах. Он никогда не смотрел на нее так. Он никогда не был так близок. И она до этого вечера не знала, что ей нравится, когда он так смотрит. Что она хотела этого. Она боялась себе признаться в этом. Пыталась найти оправдание в своем смятении, в своих переживаниях — вдруг она просто нашла единственного близкого человека, который рядом с ней в эту самую тяжелую минуту ее жизни. Она заблудилась — и в прямом и в переносном смысле. Она не знает, куда ей идти и что делать дальше. Она одна. Она всегда будет одна. Все мысли — о произошедшем и происходящем — смешались в голове, мешая думать и оценивать ситуация. Здесь. Сейчас. Спасительный поворот.
Тупик.
Ида с ужасом остановилась, приходя в себя от душащих мыслей. Нет-нет-нет. Она стала бездумно и беспорядочно шарить по стене, оглядываться в поисках лазейки, маленькой улочки, затерявшейся меж домами, открытой калитки, где можно было бы спрятаться от преследователей. Она оглянулась — в конце улицы не было никого. Может, они отступили? Она медленно, прячась под тенью крыш, пошла обратно. С каждым шагом движения становились смелее, дыхание постепенно выравнивалось, биение сердца успокаивалось. Оторвалась. Они перестали ее преследовать. Но как только она собралась выйти на середину улицы, как откуда-то сверху раздался свист и что-то с шумом рухнуло за ее спиной. Ида прижалась боком к стене, боясь оборачиваться.
— Думала, сможешь сбежать от нас? — раздался голос за ее спиной.
— Неужели мы тебя напугали? — прозвучал приторно-сладкий голос сверху. — Нам пришлось гнаться за тобой два квартала, чтобы извиниться. Мы не хотели тебя напугать, — продолжил человек на крыше.
«Их было трое. Где третий?» — пронеслось в голове.
Вдруг в конце улицы появился силуэт.
— Вот вы где! Могли бы и подождать! — отпив из бутылки, с наигранной обидой произнес третий преследователь. Сделав еще один глоток, он выбросил бутылку. Та разбилась об стену.
— И упустить этот дар Аху-Амрадаз — нет, дружище!
Человек стал подходить ближе. У Иды не осталось шансов сбежать. Она хотела позвать на помощь, но крик застыл в горле. Неужели жители дома, под окнами которого все происходило, не слышат шум? Ее сердце так громко стучит, что ей казалось, будто весь Пар-Ис должен слышать этот набат. Она по крайней мере постепенно перестала слышать что-либо еще кроме этого биения. Разум ее словно затуманился, перед глазами начали расплываться очертания. Мужчина с крыши тоже спрыгнул на землю. Она окружена — за ней стена дома, а с трех сторон надвигается ее кара. Она сжалась в комок, когда к ней потянулись руки и один из мужчин оказался слишком близко. Она не могла пошевелиться, лишь почувствовала, что ноги подкашиваются и она постепенно сползает на землю. Перед глазами всплыла четкая картина недавнего прошлого. Дня, после которого вся ее жизнь перевернулась. Дня, после которого начался обратный отсчет до ее личного Судного дня. И вот он настал. Если ее не убьют, она все равно останется мертва. Безжизненная душа в живущей оболочке. Зачем она вообще все еще живет на этой земле? Если у нее такая участь, предначертание уничтожить мир — не лучше ль позволить уничтожить себя. Из вихря мыслей ее вырвал удар. Точнее что-то рухнуло на нее. Тело. Она сжала глаза, натянулась как струна, но ничего не произошло. Тело продолжало мешком лежать на ней, давя своей тяжестью. Ида постепенно открыла глаза, но перед ней шторкой висел борт пиджака. Она стала различать шум драки, звуки ударов о плоть, стоны и короткое «Ида». Луйс нашел ее. Луйс всегда оказывается рядом, когда нужен. Ида попыталась спихнуть с себя это пропахшее потом и пивом тело, но ее руки не слушались, она все еще не могла собраться силами. И мысль, что мужчин было трое, а Луйс один, придала ей решимости. Она должна помочь. Она кое-как сдвинула безвольное тело и попыталась выползти из-под него. Перед ней рухнуло еще одно. И уставилось единственно целым глазом на нее — Ида испугалась, но потом поняла, что глаз не моргает. Сдержав приступ тошноты, Ида продолжила движение и выбралась из-под тяжелой ноши. Кое-как поднявшись, она огляделась в поисках Луйса и третьего преступника, но никого не увидела. Ида растерянно стала оглядываться и только в тени куста неподалеку увидела его. Он сидел на земле, прислонившись к стене, голова свисала к груди,
