ожидающем сюрпризе», — подумал Рома, но ничего не сказал товарищам, а те продолжали осматривать выработку, освещая зажжёнными свечами все углы и закоулки. Вдруг стали открываться и другие предметы, которые с первого взгляда можно было принять за каменные обломки. Так обнаружилась каменная ступа и даже пестик при ней.
— Явно для долбления золотой руды, — не задумываясь, предположил Агафон.
Он взялся было раскидывать завал, остальные в нерешительности взирали на это.
— Стоп! — приказал Роман. — Дальше ни шагу! Оставим всё, как есть.
— Как это оставим?! — возмутился Агафон. — Там же древний бергал лежит. Стоит поработать часа два-три — и мы его раскопаем.
— Ага, раскопаем, там у него мешок с золотом, и мы всё это возьмем. Так, что ли?
— Брать не будем, только посмотрим. Столько мечтали, старались, нашли, а теперь нельзя. Так несправедливо! — канючил Агафон.
— Посмотрим, кости раскидаем — уничтожим ценный артефакт. Знаешь, как называются незаконные, самовольные археологи? Чёрные копатели. В общем, уходим, и слава богу, что ничего не успели испортить.
Молча и как-то торопливо все двинулись к выходу. Вынести из шахты даже ступку никто и не подумал, хотя у каждого была мысль: в ней должны остаться золотые крупинки.
Жизнь хороша, и всё ещё впереди!
Вид человеческих останков подействовал на юных рудоискателей угнетающе, и мрачная штольня стала казаться им склепом погибших бергалов. Молча все выбрались наружу, и солнечный свет ударил в глаза.
— Господи, как здесь хорошо! — вырвалось у Егора.
На что Стёпа отреагировал с некоторым скептицизмом:
— Это можно оценить только побывав под землёй. Значит, бергал из тебя не получится.
— Хорошо-то хорошо, а ведь через неделю в школу, — вспомнил Агафон.
Это напоминание почему-то никому не понравилось.
— Без тебя знаем, — почти огрызнулся Егор, будто отмахнувшись от надоедливой мухи. А Стёпа, поморщившись, полушутливо добавил:
— Типун тебе на язык!
— А мне через десять дней уезжать в Томск, в Политех, — объявил Роман. — Уже вызов пришёл.
— Ты же не сдавал вступительные! — удивился Егор.
— Прошёл по конкурсу аттестатов. Поступаю на физмат.
— А как же история? Ты же увлекаешься историей.
— Мне и физика нравится. А краеведение останется увлечением.
— А на горного инженера? Мы же уже почти бергаеры.
— Нет, горное дело — это ремесло, геология — одни предположения и домыслы, а мне хочется заниматься настоящей наукой.
— А мы? Как же твой девиз: «Вставайте, граф, вас ждут великие дела»?
— Всё имеет конец, и детство тоже. А что девиз, так он вовсе не плох и с ним вполне можно жить и дальше.
— Через год и мне поступать, — вздохнув, сообщил Степан.
— Вы вот собираетесь уезжать, а я дальше Зыряновска не был, — пожаловался Агафон, на что Егор живо ответил:
— Ну и не переживай, я был в Усть-Каменогорске, так он мне совсем не понравился. Дома, дома, трубы дымят, до леса далеко. Нет там ничего хорошего. Я вот в лесу хочу жить, как сейчас, и уезжать никуда не собираюсь.
— И я тоже, — согласился Агафон. — Буду охотником.
— Профессия охотника скоро отомрёт, — усомнился Егор. — Кому они нужны — соболя, белки, — когда искусственный мех делают?
— Ну тогда лесником — лес охранять.
— Это ты, Гоша, неплохо задумал, — одобрил Рома. — Лес человеку всегда нужен, в том числе и для души.
— А я, наверное, пасечником буду, как мой отец, — признался Егор. — Мне это дело нравится. Мы с Гошей лесные люди. Здесь сами родились, и наши родители с Бухтармы.
Лес стоял притихший, и вдруг над всей долиной пронёсся протяжный, как стон, громкий голос желны. Большая чёрная птица кричала, будто жалуясь на тоску и одиночество.
— А ведь лето кончилось, скоро конец тёплым денькам, — с грустью встрепенулся Роман. — Заплакала желна — жди осеннее ненастье, зарядит дождик, слякоть на дворе, а там зима. А как она плачет, желна — правда ведь, за душу берёт?
Егорке это вовсе не понравилось.
— Чёрный дятел? Ха, ты, Рома, чудак! Кому же нравится этот лешак? Чёрный, как ворон, а вопит истошным голосом — мороз по коже. Леший и тот так не завоет.
«Все люди разные и по разному всё воспринимают», — подумалось Роману. Все замолчали, не плакала больше и желна, а у Романа в голове вертелась навязчивые мысли, немного тревожные и грустные: «Всё кончено, всё кончено. Кончилась школа, кончилось детство и беззаботная жизнь с родителями». Он хорошо помнил слова, когда-то сказанные отцом: «Человек, сколько бы ни прожил, даже 90 лет, а детство занимает половину жизни». Это время открытия мира. Всего 13–14 лет, а сколько впечатлений, сколько радости, счастья, тепла родительского дома! «Неужели никогда больше не будет уютного дома на лесной поляне, не будет ночных прогулок по лесной тропинке из школы домой, я не услышу шума Большой Речки и не испытаю азарта рыбалки, когда на леске серебристым боком посверкивает хариус?»
Его мысли прервал звонкий голос Агафона:
— А кто мы теперь: кладоискатели, рудознатцы или археологи?
И в ответ уже пробивающийся басок Степана:
— Бери выше! Вы с Егором просто мальчишки с Большой Речки. А нас с Романом уже и мальчишками не назвать. И он громко продекламировал нараспев:
— Надежды юношей питают…
И снова, будто издалека, плаксивый голос Агафона:
— Как же так: столько всего было, нашли руду, старого бергала, и оказывается, мы никто! Я считаю, что мы можем теперь называться таёжными рудознатцами!
И Роману вдруг стало весело: «А ведь Гоша действительно ещё ребёнок! А у нас со Стёпой впереди взрослая жизнь! А жизнь — это вечность, где есть всё: это небо, лес, реки, поющие на деревьях птицы. И всё это остаётся с ними навсегда».
Часть 3. Подземный город
Они долго шли по этому коридору, поворачивая то вправо, то влево и забираясь всё глубже и глубже под землю в тайники пещеры. В одном месте они набрели на обширную пещеру, где с потолка свисало множество сталактитов, длинных и толстых, как человеческая нога; Том и Бекки обошли её кругом, восторгаясь и ахая, и вышли по одному из множества боковых коридоров. По этому коридору они скоро пришли к прелестному роднику, выложенному сверкающими, словно иней, кристаллами; этот родник находился посреди пещеры, стены которой поддерживало множество фантастических колонн, образовавшихся из сталактитов и сталагмитов, слившихся от постоянного падения воды в течение столетий.
Марк Твен. «Приключения Тома Сойера»
Письмо Роману
Вот месяц, как Роман — студент Томского политеха. С трудом отвыкал он от размеренной и неспешной жизни в крохотном таёжном посёлке. Медленно входил
