меня помнить.
— Подождите.
Пару минут Вера растерянно топталась у двери, а затем щелкнул замок, и охранник пригласил ее войти.
Вера прошла в холл и в первую минуту даже растерялась — шикарный кожаный диван под огромным, во всю стену зеркалом, отражавшим ее невзрачную, съежившуюся фигуру, миниатюрные пальмы в кадках и новенькие ковры, по которым стыдно было ступать своими старенькими и грязными сапогами.
— Сейчас сюда спустится секретарша, — вежливо сказал молодой парень в серой форме с нашивкой «Охрана», — она вас проводит.
Вера кивнула и, стянув с головы платок, попыталась хоть как-то привести в порядок волосы. Не успела она толком причесаться, как сверху послышался четкий и быстрый стук каблуков, а затем по широкой мраморной лестнице спустилась высокая, элегантная, очень ухоженная брюнетка в белой накрахмаленной блузке, черном бархатном пиджаке и черной юбке до колен.
«Какая красивая! — грустно подумала Вера безо всякой зависти. — И молодая!»
Внимательно взглянув на нее, секретарша вежливо поздоровалась и сказала:
— Пойдемте, Никита Владимирович вас уже ждет.
Вера поднялась вслед за ней на второй этаж. В прихожей она сняла пальто, оставшись в скромном сером платье (сама связала, пока ждала второго ребенка), подпоясанном черным кожаным пояском.
— Заходите, — предложила секретарша, возвращаясь на свое место.
Вера нерешительно потянула на себя массивную ручку двери, наткнулась на вторую дверь, толкнула ее и наконец попала в кабинет.
— Привет, Верунчик, очень рад тебя видеть!
К чести Дубовика, он не стал разыгрывать барина, а сразу повел себя тепло и по-дружески. Встав из-за стола, он подошел к женщине, пожал ей руку и проводил до кресла, стоявшего возле журнального столика. Дождавшись, пока она сядет, опустился в соседнее кресло.
«Какой шикарный стал!» — с восхищением думала Вера, исподлобья рассматривая бывшего одноклассника. Прекрасно сшитый темно-синий костюм, нежно-голубая рубашка, темно-бордовый галстук — и запах дорогого французского одеколона. Вера хорошо помнила этот запах — когда-то давно, когда ей захотелось сделать подарок мужу на тридцатилетие, она долго перебирала всевозможные одеколоны, выбрала именно этот чудный запах, но так и не решилась на столь дорогую покупку, ограничившись одеколоном попроще.
— Чай, кофе? — спросил Никита, доставая портсигар. — Ничего, если я закурю?
— Ничего. Спасибо, я ничего не хочу.
— Неужели не замерзла?
— Нет, спасибо.
— Что — спасибо? — засмеялся Никита. — Да ты, мать, никак робеешь? Что это с тобой, неужели я стал таким солидным и важным? Ты ко мне еще на «вы» обратись, вот смеху-то будет!
Вера улыбнулась и сразу почувствовала себя легче.
— Ну, расскажи, как поживаешь? Как Вадим, дети? У вас их двое?
— Двое — мальчик и девочка.
— Повезло, — вздохнул Дубовик, — а вот моя Изабелла никак не может забеременеть, хотя уж десять лет как женаты. Думаем даже кого-нибудь усыновить.
— А что с ней?
— Не знаю. Врачи говорят разное. Кстати, чем Вадим-то занимается?
Вера мгновенно помрачнела и, опустив голову, тяжело вздохнула.
— С ним произошло большое несчастье, — с трудом выговорила она, не поднимая глаз, — именно из-за этого я к тебе и пришла.
— А что такое? Рассказывай, не стесняйся.
— Три недели назад он поехал в Чечню восстанавливать какую-то электростанцию… Он же у меня инженер-электрик, закончил Бауманский институт… Ну и… — Она замолчала, борясь с подступающими слезами.
— И что случилось? — продолжал допытываться Никита. — Его ранили? Взяли в заложники?
— Да, в заложники, и теперь требуют выкуп.
Дубовик мгновенно все понял и на какое-то время замолчал.
— Какого черта его туда понесло! — с неожиданной резкостью сказал он. — Работы, что ли, не было?
— Была, но там платили мало, да и то с большой задержкой. А у нас дети, — тихо пояснила Вера. — Я тоже его отговаривала, но он не стал меня слушать. Теперь вот каждый день за него молюсь.
— Молишься? Ты же была отъявленной атеисткой и никогда ни во что не верила?
— А теперь поверила, — грустно улыбнулась Вера. — Что же делать, Никита?
— Что делать, что делать… И много требуют?
— Сто тысяч долларов.
— О черт! — Дубовик встал с кресла и, на ходу дымя сигарой, несколько раз прошелся по кабинету. После неожиданного звонка Веры у него сразу же возникло предчувствие, что их встреча закончится чем-то подобным. В принципе, он был готов помочь, но не ожидал столь крупной суммы. Нет, дела его фирмы шли довольно неплохо, однако предстоящие через три месяца президентские выборы требовали денег, — Дубовик являлся одним из спонсоров пропрезидентской компании «Голосуй или проиграешь!» — и, кроме того, непредсказуемость результата этих выборов вынуждала к осторожности. Он уже приостановил реализацию нескольких крупных проектов и перевел значительную часть свободных денег за границу. Так что в случае победы коммунистов только его здесь и видели…
Да, но как же быть с Верой? Никита вдруг вспомнил Вадима Гринева и с досадой поморщился. С какой стати эти проклятые чеченские дикари требуют таких денег за паршивого советского инженера? И почему их должен платить именно он, Дубовик? Если бы, не дай бог, что-то случилось с Мишкой Ястребовым или Тоней Ширмановой, то он бы помог не задумываясь, но Вадим… Они с ним никогда особенно не дружили, так с какой же стати он должен раскошеливаться? С другой стороны, в этом году исполняется ровно двадцать лет с момента окончания школы и наверняка ожидается встреча выпускников. Если он откажется заплатить, то Вера непременно расскажет об этом бывшим одноклассникам, и тогда путь на эту встречу ему будет заказан. А как здорово было бы повидаться с Ястребовым, Князевым, Гурским, Архангельским, не говоря уже о том, чтобы похвастаться своими успехами перед Антониной. Интересно посмотреть, как она сейчас выглядит — в тридцать семь-то лет?
И дернул же черт этого болвана Гринева полезть в Чечню! Нет, чтобы сразу обратиться к нему — уж он бы нашел ему какую-нибудь приличную работу
