Книга Семь месяцев - Хулина Фальк

Прежде чем у меня появляется шанс посмеяться над её глупостью, она прижимает свою руку к моей груди, оставляя отпечаток ладони. Она прижимает ту же ладонь к другому месту на моем теле, повторяя это до тех пор, пока краска не перестаёт оставлять отпечатки.

— Ты собираешься сделать и эти татуировки тоже?

Я киваю, хотя на этот раз несерьёзно. Мне нравится цветок на спине. Я думал о том, что делать со своей спиной, и, так уж случилось, что Эмори великий художник. Мне нравится её стиль, то как она колеблется между комическими рисунками и реализмом с небольшой изюминкой. Она могла бы нарисовать член, и я, вероятно, посчитал бы его потрясающим.

Когда её руки, наконец, ложатся на мой живот и она смотрит на меня сверху вниз с легким намеком на улыбку, я позволяю себе всего мгновение, чтобы рассмотреть её.

Я наблюдал за Эмори с тех пор как узнал её. Я смотрел на неё и никогда… не замечал так, как сейчас. Никогда не признавал её так, как должен был.

Её волосы шёлком лежат на плечах. Её губы полные, но не слишком большие. Её щеки всегда слегка розовеют в естественном румянце, и я знаю, что это одно из самых милых зрелищ на свете. У неё пушистые, длинные ресницы, и хотя она настаивает на том, что ей нужна тушь, чтобы сделать их видимыми, я не думаю, что в этом есть необходимость. Её зелёные глаза ещё прекраснее, когда наполнены счастьем и смотрят на меня.

Боже, как бы я хотел быть хотя бы маленькой частичкой этого счастья. Достаточно всего полпроцента.

— Почему ты возненавидел меня? — спрашивает Эмори, понизив голос. Обычно она не боится задавать вопросы, но в этом чувствовалась тревога.

— Я никогда не испытывал ненависти к тебе, дорогая, — я кладу руки ей на талию, под рубашку. — У меня было разбито сердце после того, как я подумал, что ты порвала со мной. Я думал, это ты ненавидишь меня.

— Я любила тебя, — говорит она, защищаясь. — По крайней мере, на уровне пятнадцатилетнего подростка.

— Хм, — я всего на полтора года старше Эмори, но слышать, как она говорит, что ей было пятнадцать, сейчас звучит… неправильно. Ладно, к тому времени, когда мы расстались, ей было почти шестнадцать. Я имею в виду, мне было семнадцать, когда мы расстались. И ровно одиннадцать месяцев и три недели спустя у меня родился ребенок от её сестры-близнеца.

— Знаешь, никогда не поздно попробовать ещё раз, — говорю я.

Возможно, если бы Милли не вмешалась — зачем она вообще это сделала? — мы с Эмори никогда бы не расстались. Раньше мне казалось, что нам с Милли суждено быть вместе. Но, может быть, если бы Милли не разлучила нас…

Возможно, я был любовью всей жизни для Милли, но, очевидно, что она не являлась таковой для меня. Мне потребовались годы, чтобы это осознать. Я думаю, что начал понимать это, когда увидел, как Колин влюбился в девушку, которая была близка к смерти.

Лили не умерла, но Колин всё время, пока пытался заставить её принять помощь, не зная, останется ли с ней. Будет ли она жить. Не проснется ли он одним утром с известием о том, что она умерла.

Он любил её, зная, что может потерять в любой момент. Но она жива. В конце концов, она хотела получить помощь. Сейчас они счастливы, хотя, по-моему, у неё всё ещё есть проблемы.

Их история могла закончиться разбитым сердцем, как и моя, но этого не произошло. Отношения с Лили могли стать уроком для Колина. Глядя на них, я понял, что отношения с Милли — один из жизненных уроков. Я безумно любил её, она всегда будет занимать место в моём сердце и всегда будет любима мной, но это чересчур жестокий урок, который я должен был усвоить.

Я приподнимаюсь так, чтобы наши губы были достаточно близко, но не соприкасались.

— Попробовать еще раз? — шепчет она, тяжело дыша.

— Давай попробуем ещё раз, Эм.

Эмори сокращает расстояние между нами, целуя меня и вместе с тем воспламеняя мои тело и сердце. Она заставляет каждый волосок на моём теле встать дыбом, каждый мускул напрячься и расслабиться, когда издает тихий стон.

Я скольжу руками вверх по её телу, медленно приподнимая её рубашку. Я даю ей достаточно времени, чтобы сказать «нет», остановить меня. Но она этого не делает. Поэтому, когда наши губы приоткрываются, и она проводит руками по своему телу, я, не колеблясь, стягиваю рубашку полностью.

На ней нет лифчика — мои глаза прикованы к её груди, вместо того чтобы двигаться ниже. Её дыхание становится неровным: глубокие вдохи сменяются частыми, и наоборот.

— Ты не против этого? — спрашиваю я, просто чтобы быть уверенным.

— Не против, — отвечает Эмори и прижимается своими губами к моим ещё раз. Мило и быстро, но с такой страстью, что уже можно было бы разбить моё сердце. — Но мы должны сделать это быстро. Уже почти пять утра.

Это означает, что у нас есть примерно час до того, как Брук окончательно проснется и захочет посмотреть своё любимое телешоу, которое выходит в эфир каждое утро в шесть.

Больше не теряя времени, я обнимаю свою жену, чтобы удержать её в устойчивом положении, пока разворачиваю нас, укладывая её на одеяло. Я дергаю за резинку её шорт и белья, она приподнимает бёдра, чтобы мне было легче снять с неё одежду. Ткань скользит по её гладким, как шёлк, ногам, и я швыряю их куда-то в комнате, не заботясь о том, куда они попадают.

— Знаешь, эти цвета тебе идут, — говорит Эм с лёгким смешком в голосе, когда я снимаю боксеры и снова опускаюсь на колени.

Она кладет ноги мне на бедра, и я резким, но бережным движением притягиваю её ближе к себе. Эмори издаёт тихий вскрик, когда мой член входит в неё. Она приходит в себя в ту секунду, когда я поглаживаю свой член, прежде чем снова проникнуть в неё.

Я умираю от желания почувствовать, как она сжимается вокруг меня, но сдерживаюсь, чтобы немного подразнить. Прижимаю головку своего члена, толкаюсь внутрь нее до определенной степени, но недостаточно, чтобы войти в нее.

— Ты так думаешь?

Я ухмыляюсь, затем опускаю руку в краску. Большая часть моего тела уже покрыта ей, так что какое это имеет значение, верно? Я погружаю руку в краску на палитре, покрывая ладонь множеством цветов. Сведя обе