на вершину холма, насчитал около семисот хорошо вооруженных солдат.
Получив сведения о противнике, превосходившем по численности его отряд, Сальвий решил отступить на Каприонскую гору, а под Сегесту к Афиниону отправил надежного юношу, подробно объяснив ему, как и где найти киликийца.
– Передай ему, что лагерь наш находится в неприступном месте и что мы запаслись достаточным количеством провианта, чтобы выдержать длительную осаду, – напутствовал латинянин гонца. – Убеди его, что он может действовать смело, не опасаясь встречи с претором у себя под Сегестой, – добавил он.
Тем временем Нерва прямо от Цены, где он пополнил свой отряд тремястами хорошо вооруженных колонистов, пошел к Каприонской горе, имея в качестве проводников местных крестьян, охотно помогавших римлянину, потому что они были напуганы возможностью повторения ужасной рабской войны, о которой многие из них еще хорошо помнили.
В середине дня колонна воинов подошла к Галику. Река сильно обмелела за два последних месяца, в течение которых сицилийцы ни разу не видели дождя. Проводники показали претору брод. Переправившись через реку, отряд Нервы растянулся по дороге между Ценой и Алларой, медленно двигаясь под палящими лучами солнца.
Вместе с римлянами, ахейскими наемниками и колонистами-латинянами преторский отряд насчитывал семьсот восемьдесят человек. Перейдя через пересохшую речку Альбу, солдаты подошли к подножию Каприонской горы, и Нерва приказал строить здесь лагерь. На разведку он послал одного из своих центурионов с тридцатью критскими лучниками. Центурион вскоре вернулся, сообщив, что мятежники укрепились на вершине горы.
– Я приказал лучникам метать в них стрелы, а бунтовщики забросали нас камнями, – докладывал центурион. – У них совершенно неприступная позиция, еще лучше той, какая была у рабов под Триокалой. Взять их можно только измором, – уверенным тоном заверил он.
Задержка у этой горы обещала затянуться надолго. Претор с сожалением вспоминал о разбойнике Гадее, с помощью которого удалось покончить с первым мятежом в считанные дни. Где он теперь, этот головорез? Получив помилование, Гадей бесследно исчез. Если бы удалось его разыскать, можно было бы и на этот раз воспользоваться его услугами. Засевшим на горе беглым рабам вряд ли было известно о его предательстве. Тициний, находившийся с Гадеем в доверительных отношениях, мог бы помочь его найти. Поэтому Нерва отослал к трибуну в Энну гонца с распоряжением предпринять самые энергичные меры к розыску помилованного разбойника, в котором снова возникла нужда.
О том, что ему, возможно, придется заниматься восставшими рабами до окончания срока своих полномочий в Сицилии, Нерва не хотел и думать. Это было бы крушением всех его планов. Он рассчитывал «заработать» большую сумму денег во время объезда провинции по судебным округам. Именно во время таких объездов римские преторы составляли себе целые состояния за счет взяток и всякого рода подношений. На языке римских законов это называлось вымогательством, каравшимся изгнанием и конфискацией имущества, но Нерву не страшил закон, если его нарушение сулило барыш. За полгода своего наместничества он получил в виде взяток свыше четыресот тысяч сестерциев. Такие деньги могли привести в восторг какого-нибудь пролетария, мечтающего о всадническом достоинстве73, но не его, сенатора, поставившего своей целью стать в один ряд с богатейшими нобилями, такими, как консуляр Метелл Нумидийский или его зять Луций Лукулл. Нерва ни на секунду не сомневался, что сами эти высокопоставленные, «безупречные во всех отношениях» люди и их знатные предки никогда не гнушались брать взятки или при всяком удобном случае присваивали казенные деньги.
Пока солдаты трудились над сооружением лагеря, Нерва укрылся в своей палатке и прилег отдохнуть, побежденный усталостью после многочасового перехода. Вскоре он крепко заснул и проснулся, когда солнце уже склонилось над горами.
Выглянув наружу, Нерва был приятно удивлен тем, что строительство лагеря почти завершено: со стороны горы выкопан был ров, насыпан вал, по гребню которого шел частокол из толстых жердей, переплетенных между собой ветками деревьев.
Однако вид Каприонской горы, которая показалась претору еще более высокой и неприступной, чем накануне, сразу испортил ему настроение. Этой походной жизни не видно было конца. Из-за восстания галикийских рабов он потерял впустую так много времени. И вот теперь новый мятеж, с которым вряд ли удастся справиться так же быстро, как с первым!
Внезапно мысли Нервы приняли другое направление: «А не бросить ли мне все эти хлопоты? Не поручить ли Тицинию, когда он явится с подкреплениями из Энны, вести эту проклятую войну, а самому заняться судебными делами сначала в Гераклее, а затем в Тиндариде? А что? Тициний может справиться с рабами не хуже меня. Он малый опытный, шесть лет участвовал в Нумидийской войне. Пусть приходит сюда с воинами из Энны и осаждает себе эту гору, а мне останется лишь рассылать письма с распоряжениями и спокойно заниматься своими делами».
Эта неожиданная идея претору очень понравилась. После ужина он созвал военный совет, приказав явиться к нему, кроме двух советников и центурионов, всех командиров наемников и колонистов.
Когда все собрались, Нерва объявил, что взять лагерь противника приступом не представляется возможным, и поэтому ничего не остается, как сидеть и ждать, когда у мятежников кончатся съестные припасы.
– Неужели мы не найдем способа выманить рабов из их убежища? – воскликнул советник претора Тит Винний Альбинован.
– Нет ничего проще, – пожав плечами, сказал Нерва. – Мы можем снять осаду, отступив в Гераклею. Тогда эти оборванцы не преминут покинуть гору, чтобы запасаться провиантом и подбивать других рабов к мятежу.
– И это будет правильно, – решительно заявил старший центурион. – Если они выползут наружу, у нас будет возможность напасть внезапно на этот неорганизованный сброд и уничтожить.
– Но не будет ли наше отступление воспринято мятежниками как проявление слабости или еще хуже – трусости? – возразил сенатор Гней Консидий Вер, еще один советник претора.
– Неужели нам не безразлично, что подумают о нас эти презренные крысы? – усмехнулся центурион.
– По мне лучше сразиться с ними в открытом поле, чем все лето жариться на солнце у этой горы, – проворчал советник Альбинован, обмахивавший платком свое полное и румяное лицо.
– Скоро должен подойти Марк Тициний с отрядом из Энны, – как бы размышляя, напомнил Нерва. – С прибытием трибуна наши силы удвоятся.
– Но вряд ли эннейцы будут нам здесь серьезной подмогой, – снова подал голос старший центурион. – Будь их даже вся тысяча, гора эта как была, так и останется неприступной.
– Я предлагаю отойти в Гераклею и ждать появления Тициния, – снова заговорил Альбинован. – Будем через небольшие промежутки времени посылать к нему гонцов с точными сведениями о противнике. Уверен, что через несколько дней мятежники осмелеют и покинут свое убежище. Если они выйдут на равнину, Тициний может отрезать беглым рабам путь отхода к горе. Тогда у нас появится прекрасная возможность атаковать их с двух сторон – со стороны Гераклеи и со стороны этой проклятой горы.
– Превосходный план, – поддержал советника старший центурион.
– План неплохой, – согласился Консидий Вер, – но не получится ли так, что мы сами предоставим рабам в эти немногие дни свободу действий, и, пользуясь этим, они умножат свои силы.
– В правильном строю тысяча солдат одолеет любое скопище варваров, вооруженных дубьем и рогатинами! – сказал старший центурион под одобрительный гул всех присутствующих. – Как говорится, чем гуще трава, тем легче косить.
– Итак, большинство из вас за то, чтобы отойти в Гераклею? – спросил Нерва, обращаясь ко всем членам совета.
– Я остаюсь при своем особом мнении, – заявил Консидий Вер, недовольно покосившись в сторону претора и своего коллеги Альбинована.
Но Нерва не принял во внимание опасений Консидия Вера. По его расчетам Марк Тициний должен был появиться со дня на день, и вряд ли за столь ничтожный промежуток времени численность мятежников могла возрасти настолько, чтобы с ними нельзя было управиться на открытом месте.
На следующий день, рано утром, он приказал трубить поход.
* * *
Сальвий и его товарищи на Каприонской горе, как только
