Однако этот ответ мало что менял. В полночь 22 июля Отори после совещания с Осима принял решение о начале активных действий уже на следующий день.
На рассвете 23 июля в корейскую палату иностранных дел ушла последняя «довоенная» нота Отори. В ней говорилось:
«…правительство Кореи пытается уклониться от ответственности… Этим оно наносит ущерб суверенитету и независимости своей страны и нарушает статью 1 японо-корейского договора о дружбе, где говорится о независимости Кореи и равных правах ее с Японией. Безусловно, я, как посланник Японии, с этим согласиться не могу. Я глубоко убежден, что действия моего правительства, требующего… удовлетворительного ответа и направленные на то, чтобы заставить корейское правительство уважать договор, вполне справедливы… Имею честь заранее известить Вас, что в случае, если корейское правительство не даст удовлетворительного ответа, мы прибегнем к вооруженной силе для защиты своих прав и интересов».
Теперь оставалось самое главное: в течение нескольких часов (!) «изобрести» нового премьер-министра. Единственным кандидатом на этот пост японцы видели тэвонгуна, и склонить его к сотрудничеству предстояло в наикратчайшее время. Напомним, что тэвонгун, будучи регентом малолетнего короля, своего сына, был активным сторонником «реформирования наоборот», то есть установления таких реформ внутреннего управления, которые сохраняли бы вековое государственное устройство. За время своей трехлетней ссылки в Китае и после возвращения в Корею в 1887 году тэвонгун изменил свои взгляды и убеждения. Он понял, что Корея не выживет, затворившись от всего мира. Но он продолжал оставаться опальным политиком, который оставался в живых до тех пор, пока мог представлять собой определенного рода объект для торговли короля с политическими противниками. Нащупывать контакты с тэвонгуном Отори начал еще в начале июля, однако встреча майора Окамото Рюносукэ с ним ничего не дала. Тэвонгун не проявил заинтересованности в сотрудничестве с японцами.
К 20 июля обстановка накалилась до предела. Японские дипломаты пришли к выводу о том, что им придется силой сменить правительство Кореи, устранить политическое влияние родственников королевы и посадить на трон тэвонгуна — в крайнем случае даже без его на то согласия. На самый крайний случай имелся вариант «случайного убийства» всех реальных претендентов на власть, что давало возможность основания новой правящей династии. Правда, этот вариант в значительной степени повышал риск вмешательства в конфликт третьих стран, поэтому уговаривать тэвонгуна пришлось самим дирижерам событий — Сугимуре и Отори.
Для облегчения «агитационного воздействия» из сеульской тюрьмы японскими солдатами был экстренно освобожден Тэн Ун Бун — один из наиболее доверенных лиц тэвонгуна. В японской миссии, куда он был срочно доставлен, ему быстро и доходчиво разъяснили, почему именно в это ясное утро 23 июля тэвонгун должен всенепременно и обязательно вернуться в большую политику. Тэн Ун Бун оказался смышленым малым, лишних вопросов не задавал, и немедленно отправился во дворец опального царедворца. Его сопровождал уже знакомый тэвонгуну майор Окамото. По прибытии во дворец они вдвоем обратились к тэвонгуну с предложением возглавить правительство.
В это время в городе происходили важные события. Ранним утром Осима по согласованию с посланником Отори снял из Ёнсана 21 — й пехотный полк и ввел его через западные ворота в Сеул, усилив артиллерией. Как только первый батальон появился перед воротами Енчумун дворца Кёнбоккун, корейская охрана открыла огонь. Это были первые выстрелы японо-китайской войны — войны за Корею, за владычество на Дальнем Востоке.
Пометим на полях: вряд ли кто-нибудь мог даже предположить, сколь длительную и кровавую трагедию открывает эта утренняя увертюра у ворот Енчумун. Десятилетний мальчик из старинного самурайского рода Нагаока, Ямамото Исороку, бредивший морскими подвигами, двое сыновей полковника Ноги, тысячи жителей города, из которого началась эта война — Хиросимы — все они были обречены судьбой, трубный глас которой прозвучал хлесткими выстрелами охраны дворца Кёнбоккун в городе Сеуле, столице Страны утренней свежести… Пять войн за пятьдесят лет — этот японский путь на Голгофу, закончившийся страшным адом «ярче тысячи солнц», начался именно здесь. Здесь и сейчас!
Батальон принял бой. Артиллерия не задействовалась, пехота стреляла залпами по команде. Двумя ручными бомбами были уничтожены корейские солдаты, занявшие позицию в проеме ворот. После этого результат боя был предрешен: два батальона ворвались во дворец. После двадцатиминутной перестрелки корейская охрана сложила оружие. Оставшийся за пределами дворца батальон быстро занимал ключевые позиции в городе — главным образом на возвышенностях и на перекрестках главных дорог. С горы Висентэ, где располагалась японская миссия, выстрелы были слышны не более часа. К восьми тридцати местного времени Сеул был в руках японской армии. Сведений о потерях среди атакующих не сохранилось, из чего можно сделать вывод о том, что если таковые и были, то были они совершенно незначительными.
Тем временем Сугимура спешил во дворец тэвонгуна, поскольку посыльный Окамото сообщил о больших проблемах, возникших в ходе переговоров. Он прибыл во дворец в самый разгар горячего спора относительно происходящих в городе событий. Сугимура сообщил тэвонгуну, что во время боя во дворце большая часть членов королевской семьи бежала, королева якобы укрылась в родовом городе Чунчоне. Кроме тэвонгуна, в Сеуле не осталось никого, кто мог бы возглавить страну. Япония предлагает ему незамедлительно сделать это.
Известие отрезвило спорщиков. После некоторого размышления тэвонгун осведомился: если нынешние действия Японии продиктованы благородными намерениями, готов ли господин Сугимура от имени японского императора обещать корейцам, что по окончании этих событий от Кореи не будет отторгнуто ни пяди ее земли? Сугимура, строго соблюдая все требования субординации, не разгибаясь в поклоне, ответил: нынешние действия Японии продиктованы исключительно благородными побуждениями, и по окончании таковых ни одна пядь корейской территории не будет отторгнута.
Тэвонгун согласился возглавить новое правительство Кореи и немедленно приступить к реформам внутреннего устройства страны.
Король, однако, находился во дворце все время боя. Он послал за японским представителем немедленно, как только утихла стрельба, но добраться до дворца Отори смог только ближе к полудню. Он вошел в королевский дворец через ворота Кванхвамун, а через ворота Енчумун одновременно с ним во дворец вошел отец короля — тэвонгун. Принимал посланника уже он. Отори осведомился о здоровье короля и поздравил тэвонгуна с новой для него должностью главы правительства.
Дворцовым комендантом был назначен командир 21 — го пехотного полка подполковник Такэда. По его приказанию усиленные караулы были выставлены ко всем четырем воротам дворца, подходы к воротам со стороны города были прикрыты секретами. Без пропуска, подписанного лично Сугимурой, во дворец не могли проникнуть даже самые значительные лица из королевского окружения.
Основные силы бригады были заняты разоружением корейских частей. Эта процедура происходила без эксцессов, поскольку приказ о разоружении армии был отдан лично тэвонгуном. Незначительное сопротивление оказала королевская гвардия, поскольку тэвонгун для них был никто, а король, которому они подчинялись лично, приказа разоружаться не давал. Тем не менее, очаговое сопротивление было быстро подавлено, и к вечеру 25 июля последние корейские части были полностью разоружены.
