10 июля в Токио прибыли посланники Отори: советник Мотоно и подполковник Фукусима. Их доклад был жестким и однозначным: никаких реформ в Корее осуществить не удастся до тех пор, пока оттуда не будут выведены китайские войска и не будут произведены серьезные кадровые решения в корейском правительстве — при этом вопрос, кто именно будет принимать эти решения, оставался открытым. Иными словами, Отори дал понять, что последствия переброски в Корею значительных воинских контингентов намного более масштабны, чем это можно было бы предположить. Создавшаяся обстановка требовала трезвой оценки, причем немедленно: японцы пока держали инициативу, но сколь долго это продлится — не мог сказать никто.
Премьер Ито собрал лиц ближнего круга императора с тем, чтобы разобраться в происходящем. После бурной дискуссии участники обсуждения пришли к следующим выводам.
Если требования, предъявляемые корейскому королю, станут предметом гласности и широкого обсуждения, у европейских стран и США безусловно возникнет опасение в том, что Япония провоцирует войну в Корее. В то время, как министр Муцу в беседе с русским посланником утверждал совершенно обратное. Далее. Воинские контингенты Японии уже сейчас вдвое превышают контингенты Китая. Кроме того, японцы находятся в районе Сеула, а китайцы — в тех провинциях, где реально было восстание. Если японские войска сейчас нападут на китайцев, то ответственность за развязывание войны полностью ляжет на Японию. Но даже не это главное. Чтобы начать боевые действия против китайцев, нужно получить для этого ни много ни мало, официальную просьбу короля. То есть, чтобы начать войну, нужно посадить на корейский трон того, кто не будет этому противиться. Но попытка дворцового переворота — совершенно явное вмешательство во внутренние дела суверенной страны, полная «потеря лица».
Однако этот круг экспертов имел лишь рекомендательный голос. Ито же предпочел доверить Муцу — Отори довести дело до конца.
12 июля, после доклада Мотоно, Муцу отдал распоряжение, которого так долго просил посланник в Сеуле: «Сейчас необходимо принять решительные меры. Вам, господин посланник, надлежит все хорошо взвесить и, выдвинув предлог, который не мог бы вызвать нареканий со стороны мирового общественного мнения, начать практические действия».
Мотоно снова возвращался в Корею. Он вез личное письмо Муцу для Отори. В письме было написано: «Наша ближайшая задача в настоящий момент заключается в том, чтобы ускорить столкновение между Японией и Китаем. Для ее осуществления хороши любые средства. Всю ответственность за этот шаг принимаю на себя (курсив мой. — М. К.). Пусть Вас, господин посол, это не беспокоит».
Тем временем Ли Хунчжан принял окончательное решение отстаивать интересы Китая в Корее японскими методами — то есть вооруженной силой. После доклада о том, что количество японских солдат вдвое превысило количество китайских войск, он 16 июля принял решение об усилении китайского экспедиционного корпуса. Ли Хунчжан решил направить в Корею семнадцать батальонов Северной армии, причем первые шесть отправить из Дагу незамедлительно, крайний срок — 20 июля. Всего в Корею намеревались перебросить 12 000 солдат.
Об этих намерениях Китая в Токио стало известно утром 19 июля. Вечером того же дня, после длительной беседы с премьер-министром, Муцу направил телеграмму Отори. В ней, по сути, посланнику предоставлялось право выбора вариантов действий, которые неизбежно вели к разрыву отношений с Китаем. Текст гласил: «Отныне Вы можете предпринять шаги, какие найдете наиболее подходящими… прошу Вас… обратить особое внимание на необходимость избежать всякого конфликта с другими державами. От японского консула в Тяньцзине поступило донесение, что Ли Хун Чен принял 18 июля решение направить в Корею 17 батальонов и что 6 батальонов должны отбыть из Дагу 19–20 июля. Если информация соответствует действительности и китайские войска высадятся в Корее, это будет прямым вызовом Японии: императорское правительство Японии будет вынуждено оказать вооруженное сопротивление».
Генеральный штаб выдал генералу Осима еще более конкретное указание: «Если станет известно, что Китай увеличивает численность своих войск, Вам надлежит, оставив часть своей бригады в Сеуле для несения прежней службы, уничтожить главными силами ближайшего противника, не дожидаясь подхода к нему подкреплений».
Прибывшие из Токио в Сеул 19 июля Мотоно и Фукусима подтвердили первый — Отори, а второй — Осима, что время «Ч» наступило. Дальнейшие действия могли осуществляться посланником и командующим по их усмотрению и в удобное для них время. По сути, это означало карт-бланш на начало войны.
Очевидно, об этом сообщении вскоре узнали китайцы. 19 июля из Сеула тайно выехал Юань Шикай, не без оснований опасавшийся серьезных для себя последствий сразу после начала боевых действий. В том, что они начнутся со дня на день, не было ни малейшего сомнения. Вместо него в Сеуле остался Тан Шаои.
Отори и Осима вновь получили реальную возможность взаимодействия. Подготовку к боевым действиям они начали с ремонта телеграфной линии Сеул — Пусан. Одновременно в Сеуле началось строительство казарм для японских солдат.
20 июля Отори направил ноту в палату иностранных дел. В ней говорилось: «В статье 1 договора о дружбе между Японией и Кореей четко и ясно говорится, что Корея является независимым и самостоятельным государством. Однако в ноте китайского правительства, направленной правительству Японии в связи с отправкой в начале июня… китайских войск в Корею, говорилось, что Китай направляет свои войска в соответствии с традицией защиты вассального государства…Из этого вытекает, что Китай не считает Корею независимым государством и наносит ущерб ее суверенным правам…корейское правительство, предоставив китайским войскам возможность длительного пребывания на территории Кореи, наносит ущерб независимости Кореи и нарушает положение японо-корейского договора, гласящее, что Корея является независимой страной, пользующейся равными правами с Японией. Мы надеемся, что корейское правительство немедленно удалит китайские войска за пределы Кореи и тем самым выполнит свои обязательства, принятые по договору. Само собой разумеется, что все это не терпит отлагательства, и я надеюсь, что… решение будет принято немедленно. О решении правительства Кореи по данному вопросу прошу сообщить мне не позднее 22-го сего месяца. Имею честь донести до Вашего сведения, что, если ответ не будет получен в указанное время, я буду вынужден принять решение самостоятельно».
Ответ был получен минута в минуту, в полдень 22 июля. В ответе говорилось, что Корея заявила себя независимым государством еще в 1876 году и с тех пор ни разу не давала повода думать о себе иначе. Кроме того, «в нашей ноте мы уже информировали, что главе палаты иностранных дел ничего не известно относительно воззвания генерала Не Шичена… Что касается войск Цинской империи, находящихся в пределах нашей страны, то они действительно прибыли по просьбе нашего правительства. После того, как бунтовщики на юге были приведены в покорность, мы неоднократно просили цинское правительство вывести войска. Однако последнее еще не вывело войск; точно так же войска Вашей страны продолжают оставаться в Корее. В настоящее время мы вновь потребовали от заместителя генерального резидента Тан Шаои передать китайскому правительству просьбу о срочной эвакуации из Кореи своих войск, о чем извещается Ваше Превосходительство».
