Корсетка моя, Голубая строчка, Мне мамаша приказала — Гуляй, моя дочка! —
и ушла в небытие, моссоветовский зал сотрясли аплодисменты. Я, глядя на сцену, почти постоянно чувствовал, Ф. Г. трудно двигаться, трудно говорить, она как будто порой преодолевает что-то. И радость, что актрисе уже восемьдесят пять, а она играет, сменялась беспокойством.
О том, как Ф. Г. работала над этой ролью, я узнал из книги «О Раневской», выпущенной «Искусством» уже после ее кончины. Она ушла из жизни на восемьдесят девятом году жизни, 19 июля 1984 года.
Нина Станиславовна рассказала, что, получив роль няньки Филицаты в «Правда хорошо, а счастье лучше» Островского, Ф. Г. уже на первых читках пьесы резко не соглашалась с режиссерской трактовкой Сергея Юрского. «Помню, как после одной такой репетиции-читки, придя домой, она прямо в пальто опустилась в кресло и долго молчала. На мои расспросы растерянно и горько сказала:
— Подумай, что же это? Он сказал, что я прекрасно читала роль, но читала Островского, а он намерен ставить пьесу как Шекспира.
С этого началось, — продолжает Нина Станиславовна. — За редким исключением, репетиции шли для Фаины Георгиевны трудно, мучительно. Она постоянно жаловалась на это своим друзьям».
Нормальная реакция, нормальное неприятие чужой режиссуры — все свидетельствовало, что Ф. Г. находилась в хорошей творческой форме. Тревожнее выглядел рассказ самого Сергея Юрского, сыгравшего в поставленном им спектакле Грознова. Он вспоминает день 19 мая восемьдесят второго года, когда «Правду хорошо» собирались снимать для телевидения, но в последний момент съемку отменили.
«А спектакль шел, — пишет Юрский. — Это был страшный спектакль. С первой сцены она стала забывать текст. Совсем. Суфлируют из-за кулис — не слышит. Подсказывают партнеры — не воспринимает. Отмахивается. Мечется по сцене и не может ухватить нить. Вторая картина — совсем катастрофа. Мы сидим по двум сторонам стола. Сколько раз уж это было. Ну, случалось, и забывалось что-то. Но был уговор: в этом случае Грознов сам намекнет на то, что должна посоветовать ему Филицата…
Но в тот вечер — 19 мая — все было не так. Не забывчивость, не выпадение куска текста из памяти, а какой-то общий кризис… Мы все, участники спектакля, были пронизаны этим кошмаром Раневской. Каково же было ей?!». Ф. Г. хватило мужества и здравого смысла больше в Филицате не выходить на сцену. Вскоре — 24 октября того же года — она в последний раз сыграла и Люси Купер в спектакле «Дальше — тишина».
Марина Неелова, которая в это время репетировала «Кто боится Вирджинию Вульф?» Эдварда Олби в «Современнике», в один из дней, когда все у всех не ладилось, все вызывало раздражение, и режиссер Валерий Фокин в отчаянии объявил перерыв, вдруг сказала:
— Вчера была у Фаины Георгиевны, и, когда рассказала ей о наших репетициях, она воскликнула: «Боже, как я вам завидую! Оказывается, есть еще театры, где ставят такие замечательные пьесы!».
— Так пригласи ее к нам! — попросила Волчек.
— Я очень хотела, чтобы Фаина Георгиевна посмотрела «Спешите делать добро», пока мы его не сняли, — улыбнулась Марина, — но она отказалась — почти не выходит из дому и не с кем оставить Мальчика, это ее пес, которого она подобрала где-то, выходила, и теперь он не отпускает ее ни на минуту. Она его даже брала с собой, когда играла, — он молчаливо сидел весь спектакль в ее уборной.
