Прихожу домой, злая как черт.
Сара болтает по телефону с мамой – неожиданно они стали лучшими подругами, а Риккардо ждет меня… с розой в руках.
Я совсем забыла!
– Что-то случилось?
– Что-то случилось? – передразниваю его противным голосом. – Твоя бывшая девушка всех против меня настраивает, и это только начало.
Риккардо растерянно смотрит на меня:
– Думаешь, пойти поужинать в кафе – опасно?
– Все возможно. Не исключено, что я в черном списке и на мое имя не сделают бронь.
– Об этом не беспокойся, я заказал столик на свое имя. Но, может быть, ты хочешь остаться дома?
– Нет, не хочу, пойдем.
Мы выходим на улицу, по дороге я рассказываю Риккардо про то, что произошло у Паоло.
– И я потом говорю… с таким лицом… Ты бы видел его! Представляешь, мы знакомы с ним пятнадцать лет! ПЯТНАДЦАТЬ!
– Да ладно тебе, Кьяра. Вот увидишь, вы помиритесь. – Риккардо робко пытается меня успокоить.
– Черта с два мы помиримся! Он и Барбара из одного теста сделаны – карьеристы, злодеи, эгоисты!
– Но вы вместе учились в университете, вы сто лет знакомы; если ты считаешь их такими отвратительными, почему тогда ты не порвала с ними раньше?
– Не знаю, так вопрос не стоял. Но сейчас я жалею, что столько времени потратила на этих двух мерзавцев!
Я даже не заметила, как мы пришли.
Вообще-то, это наше первое свидание, а я так ужасно себя веду. Риккардо заказал столик не в пиццерии, а в приличном ресторане: приглушенный свет, негромкая музыка, свечи, красивая сервировка.
– Наше первое официальное свидание. – В голосе Риккардо чувствуется волнение. – Я хотел, чтобы все было в лучшем виде.
– Извини, я не сразу поняла… Опять я все испортила.
– Еще нет. Но в ближайшие два-три часа можешь наверстать упущенное.
Администратор проводит нас к нашему столику. Внезапно накатывает усталость, мир остался где-то там, снаружи. А здесь только мы.
Риккардо произносит тост:
– За необыкновенную женщину, которая изменила мою жизнь и в которую я с каждым днем все сильнее влюбляюсь. – Он слегка краснеет. – Тренировался перед зеркалом… Теперь ты.
Пытаюсь подыскать слова, но в голову не приходит ничего оригинального, поэтому выпаливаю: «За то, что нас ждет!» Не могу не заметить оттенка разочарования на его лице и продолжаю: «За нас!»
Риккардо улыбается:
– А знаешь, что я живу у вас уже два месяца?
– Два месяца ты спишь на нашем диване?
– Ну да, а кажется, только вчера…
– …мы ехали в поезде, и я сбрасывала звонки, а ты названивал Элизе.
– Странная штука жизнь, правда? – Риккардо скатывает хлебные шарики.
Молчим оба, улыбаясь друг другу глазами сквозь дрожащее пламя свечи.
Риккардо – необыкновенный парень, всегда спокойный, всегда в ладу с собой, потому что не идет на компромиссы и всегда говорит то, что думает.
А я дошла до того, что пора записывать, кому и что говорю, чтобы не запутаться.
– Сегодня тебе лучше? – спрашивает он.
– Да, немного лучше. Я так плакала, что не заметила, как уснула.
– Знаю, я сидел возле тебя до полуночи, потом у меня затекла рука, на которой ты лежала. Так что я снял с тебя туфли, накрыл одеялом и пошел спать.
– До полуночи?
– Ну, я же обещал, что никуда не уйду. Как бы это выглядело, если бы ты проснулась через полчаса, а меня нет.
– Ты мог бы прилечь рядом.
– Э нет, я немного иначе вижу себя в постели с любимой женщиной. Когда у тебя будет настроение, ты только скажи, и я прибегу. Но не заставляй меня ждать два года, не то я на этом диване заработаю себе искривление позвоночника.
– Ты всегда такой оптимист?
– Это я в отца. Он у меня оптимист из оптимистов. – Знаешь, сколько лет женаты мои родители? Сорок четыре года!
– Всегда вместе?
– Всегда!
– Ну, через сорок четыре года ты или оптимист, или глухой!
– Я бы хотел тебя с ними познакомить. Как-нибудь мы съездим к ним, ты точно понравишься моей маме.
– Не могу представить себе семью, где все живут дружно и внезапно не исчезают. Должно быть, это здорово, когда у тебя есть надежный тыл, поддержка и одобрение тех, кто тебя любит.
– Наверное, когда все хорошо, ты просто перестаешь это замечать, но, согласен, близкие для меня очень важны. У нас дружная семья.
– Как хорошо, что ты так о них говоришь. Я бы тоже хотела расти в здоровом, позитивном семейном климате, быть самой собой и рассчитывать на безусловную поддержку. Потому что, когда этого нет, ты чувствуешь себя как последний котенок, оставшийся в корзинке, понимаешь, о чем я? Такой маленький, черненький, одинокий, мяукает и не знает, куда идти.
– Маленький мой черненький котенок, теперь ты не одинок. – Риккардо гладит меня по щеке. – Я с тобой.
– Тогда давай выпьем за тех, кто сорок четыре года остается друг с другом!
– С удовольствием!
– Можно задать тебе один вопрос, личный? – спрашиваю Риккардо.
– Валяй.
– Элиза – первая девушка, с которой у тебя были серьезные отношения?
– Скажем так, первая девушка, с которой я планировал свое будущее, но до нее у меня были серьезные отношения. Только… в общем, все кончилось плохо.
– Она тебя бросила?
– Она… умерла… лейкоз… в двадцать шесть лет.
– Нет! – закрываю рот руками.
– Да, все произошло молниеносно. Это было… ужасно.
Риккардо отпивает глоток вина.
– Но… ты был с ней до…
– Я держал ее за руку… до самого конца, да. Мы были готовы, все знали… Она хотела, чтобы я был с ней.
– Мне так жаль… ты не представляешь, как мне жаль.
– Представляю… – Он покашливает, поправляет пиджак. – Поэтому я терпеть не могу всякую хренотень, недовольные физиономии и лукавство. Жить нужно в ладу с собой, другого пути нет.
Я молчу.
Смотрю на себя со стороны и понимаю, что реальность переворачивается, что все мои беды представляют собой какую-то абстракцию. Я часто испытывала горе эмоциональное, но оно никогда не материализовывалось, никогда не было непоправимым, таким, например, как смерть горячо любимого человека.
Неожиданно Риккардо говорит:
– А давай поиграем в игру «что ты выбираешь»!
– Что?
