Он покосился на детей и хмыкнул: э-хе-хе, теперь понятно, отчего они таращились на него с таким обожанием!
Не на него, а на внушительных размеров прозрачную упаковку с белыми мамонтами.
Девочка и младший мальчик приклеились к сумке, пожирая глазами мохнатую семейку.
— Ничего не трогайте, только смотрите! — приказала им мать. — Это очень, очень дорогая игрушка! Если будете слушаться, белый мамонт придёт к вам по телевизору.
Она глянула на Кассия извиняющимися глазами:
— Ради бога, простите нас за беспокойство… у меня есть деньги, я заплачу за проезд… Пресвятая дева, вы так добры!
«Ага, что можно взять с бабы, у которой даже нет мобильного, чтобы дозвониться до своих?»
Кассий снова ощущал, какая финансовая пропасть разделяет людей в Надмирье: всех этих иностранцев Свенсена и Фольк, заматеревшего местного высоколобика доктора Хорхе, не говоря уже о серебряном бароне Гижермо Браво, — и нищую, пусть и воспитанную, учительницу из квартала вижей. «Вот оно, Касс, то, что тебе толковали в школе: социальное неравенство, а с ним недоступность многих благ цивилизации. А детишки у всех одинаково хорошенькие, и все хотят белых мамонтов…»
— Едем в Бу-Айс? Или всё-таки в Маркос? — переспросил женщину Кассий.
— Я не хочу затруднять вас…
— Дело не в трудностях, сеньора, я всё-таки считаю, что в Маркосе вам будет безопаснее. Через полчаса будем на месте, вы сможете накормить детей и заняться больным сынишкой. А вот вернуться в столицу выйдет только к ночи.
В Маркосе Борджия пришлось свернуть с трассы, чтобы довезти учительницу с детьми до дома родственников; к тому времени Роберто на руках матери пылал жаром.
Второй близнец горько разревелся, не желая выходить из машины, в которой уедут мамонты. У старшей девочки бровки опять стали домиком, а губы сложились в жалостливый свисток, и она всё оглядывалась на сумку. Борджия раскрыл упаковку и вручил детям трёх верхних зверёнышей.
Нормально: осталось ещё шесть мамонтов, шесть — счастливое число.
Послеполуденная жара намерилась высушить в хрупкий пепел сизые от пыли сады. Улица, тянувшаяся среди облезлых строений ветшавшего городишки, вымерла. В послеполуденной тишине лишь один высокий женский голос резал уши, пока Кассий разворачивал машину на узкой улице: громко болтала по телефону хозяйка дома с тенистой верандой, обсаженной по углам чудовищными даже с виду кактусами. Сеньора верещала, теребила шнур телефона и повторялась, сетуя на то, что пропадает связь: «А Айседора, да, эта сучка Айседора, загребла старшую, Хуаниту, и грудничка Мигеля, и рванула на побережье. Сказали, там сегодня можно купить билет со скидкой!» — и снова: «Слышишь? В Пипинос уе-ха-ла! Теперь слышно?»
«Море начало контролировать местные коммуникации. Скоро вокруг столицы станет жарко…
Ты сволочь, Касс!»
Он зыркнул на себя в зеркале заднего вида, и в отражении напоролся на острый, как клинок, и такой же быстрый и разящий взгляд:
«Ты сволочь, уж будь уверен! Не сомневайся, ты гад. Морской гад!» — процедил сквозь зубы Борджия, хлопнул ладонью по рулю, и погнал машину в обратном направлении, по забитой машинами трассе на Ла-Плата, а оттуда в Пипинос. Если обойдётся без неожиданностей в дороге, ещё успеет перехватить билеты у своего доверенного и не пустить их в продажу.
Герой
К исходу года в действующих войсках, используя служебное положение, — право собирать всю информацию, которую только могли предоставить полевые командиры, — Валевский, заслуживший уважительное прозвище «шпег-боец», контуженый и с мятущейся душой, закончил свои наблюдения. Выводы были однозначны: намеренное искажение фактов причина того, что дорогостоящая и бесперспективная для Колоний война продолжается до сих пор. Как эксперт Главного Управления он рассчитывал на то, что будет выслушан правительством. Но ему повезло ещё больше: омега-транспорт увозил в подводную столицу главнокомандующего Армии Моря. И на время пути в тихоокеанский чилийский разлом, в риф Союз, Валевский стал попутчиком генерала Ли Оберманна, который сейчас удобно утвердился в соседнем кресле. Оберманн на деле оказался либералом, сам выбрал место рядом с незнакомцем в форме морского пехотинца, сел, с интересом проверил наощупь чехол, обтягивающий пассажирское кресло в первом ряду, и сказал, обращаясь к Валевскому:
— Вам не приходило в голову, что мы — непревзойдённые, виртуозные мастера подделок и имитаций? Вот и эти чехлы, — ведь они модные, не так ли? — имитируют грубое плетение из растительных волокон. А на самом деле, очередная разновидность вискозы.
Валевский не знал, что скоро будет проклинать налетевшее внезапно поэтическое вдохновение, застившее ему мозги: в стартующем о-тэ он услышал в словах Ли Оберманна лишь высокую философию вместо того, чтобы расслышать простой и прямой, как гвоздь, смысл…
А тогда… Тогда Арт посмаковал про себя мысль генерала насчёт имитаций, открыл планшет и набрал начало нового стихотворения, думая о девушке с чёрной чёлкой в окружении роя мерцающих косметических искр, — такой, какой увидел впервые Зелму-Даугаву в Саду Эдема. И не успел захлопнуть планшет, как приплыла и засияла на весь экран развесёлая и откровенная прощальная открытка от сослуживцев. Арт, как мальчишка, застигнутый врасплох, поспешно свернул изображение.
Генерал вежливо дождался возвращения Валевского в действительность. Заговорил первым:
— Будем знакомы. С кем имею честь говорить? — Видимо, главнокомандующего интриговал статус парня, ставшего пассажиром спецрейса, по виду — демобилизованного морпеха.
Ответ Валевского ещё больше разжёг его любопытство:
— Вот как? Что эксперт Главного Управления делал на поверхности?
Ли Оберманн весь, с корпусом, развёрнутым вполоборота к собеседнику, с лицом жёстким, но отмеченным верой в заврашний, несомненно, великий день, производил впечатление человека, истосковашегося по простому и задушевному общению.
И Валевский повёлся:
— Я воевал. Три ранения. К счастью, мой организм хорошо сопротивлялся инфекциям. Но главная задача — вот: подробнейший отчёт о ходе и перспективах войны Суши и Моря.
Генерал, задумчиво собрав складки над бровями, произнёс:
— Последняя боевая операция на шоссе в Уэрхосе — это ваших рук дело? Вы не пропустили батарею внешних на побережье, устроив засаду меж двух холмов?
Так, так. Отличная работа! А что с мальчишкой, которого вы там спасли, рискуя жизнью?
Валевский повернул к собеседнику экран планшета.
На фото Арт в обнимку с невысоким пареньком, у того грудь в медицинском корсете, но вид бравый:
— Мальчишку звали Йон. Он вернулся в ряды «Лос Анхелас де ла Венгаса».
— Парень знает, что он — подводник?
— Знает. Знал всё это время. Но помнил прошлое фрагментами, а это мучительно. Его не провели через восстановительную процедуру после медицинской биокамеры, а в таких случаях прошлое воспринимается смазанным, и долго, в течение нескольких лет. К тому же агент Гипнос обладал незаурядной способностью к гипнозу, и события на борту корабля мальчишка не мог распутать без посторонней помощи. Рассказал, что помнит, как был захвачен пиратским судном, затем его оставили на маяке, а оттуда сняли люди Суши.
