показалось, будто ему неожиданно в третий раз подменили жену. Он с изумлением посмотрел на нее и от злости не проговорил ни слова. В одном из сундуков он нашел свое каждодневное платье, надел его и, сопровождаемый Агустинето, отправился до устали бродить по улицам в поисках злой Марселы.
Они тщетно разыскивали ее вплоть до обеда, собранного из остатков свадебного торжества. Дон Маркос и Исидора ссорились, как люди, которые хотят съесть друг друга, и ели, как люди, которые ссорятся. Исидора все же порой пыталась вернуть дон Маркосу спокойное расположение духа, обращаясь к нему как можно смиреннее и ласковее, Агустинето тоже всячески старался смягчить ожесточенные умы, но потеря золотой цепи была для дон Маркоса словно нож в сердце. Они уже собирались встать из-за стола, где только и делали, что бранились, — один лишь Агустинето ел вовсю, — как вдруг в комнату вошли два человека с поручением от дворецкого адмирала Кастилии, просившего госпожу Исидору отослать ему обратно серебряную столовую посуду, которую он одолжил ей на две недели, тогда как она держала ее у себя уже больше месяца. Исидора ничего не сумела ответить, кроме того, что посуда будет возвращена. Дон Маркос стал уверять, что посуда принадлежит ему, и вступил в пререкания. Один из пришедших людей остался в комнате, дабы не спускать глаз с того, что не соглашались отдать без спора, а другой сходил за дворецким, который явился, попрекнул Исидору ее дурным поступком, не посчитался с негодованием дон Маркоса и всеми его возражениями и унес посуду, покинув мужа и жену, пока они ссорились по этому новому поводу. Их распря или, вернее, ссора, подходила к концу, как вдруг некий старьевщик, сопровождаемый слугами и носильщиками, вошел в комнату и сказал Исидоре, что, коль скоро она вышла замуж за богатого человека, он пришел взять мебель, которую дал ей напрокат, если только она не предпочтет купить ее. Тут у дон Маркоса лопнуло терпенье: он хотел побить старьевщика; старьевщик показал, что способен дать ему сдачи, и стал ругать Исидору, которая отвечала ему тоже ругательствами; он побил ее, она не осталась в долгу, и пол вскоре был усеян зубами и волосами Исидоры, плащом, шляпой и перчатками дон Маркоса, пытавшегося защитить свою жену.
В то время как участники схватки подбирали по комнате части своего снаряжения, а старьевщик выносил мебель и требовал плату за прокат, и все вместе учиняли дьявольский шум, хозяин дома, живший в верхнем этаже, спустился к Исидоре и заявил ей, что если они собираются каждый день поднимать такой гам, то пусть они поищут себе другое обиталище. «Это наглец, поищите себе другое!» сказал ему дон Маркос, побелев от гнева. Хозяин дал ему в ответ пощечину; получивший ее стал искать свою шпагу или кинжал, — Марсела унесла их. Исидора и Агустинето кинулись разнимать противников и успокоили хозяина дома, но отнюдь не успокоили дон Маркоса, который бился головой о стену и в сотый раз называл Исидору мошенницей, обманщицей и воровкой. Исидора, плача, отвечала ему, что она выказала весьма большую ловкость, заполучив человека столь достойного, как Маркос, и что он должен признать ее здравый ум, а не бить ее, как он это делает; она прибавила, что, согласно понятиям чести, мужу даже возбраняется бить жену. Дон Маркос, отборно выругавшись, заявил, что его честь — это деньги и что он хочет развестись. Исидора весьма смиренно возразила, что хочет остаться замужем, уверила дон Маркоса, что он не может расторгнуть брак, заключенный надлежащим образом, и посоветовала ему вооружиться терпением. Надо было найти новое жилище. Дон Маркос и Агустинето отправились присмотреть его, а для Исидоры тем временем наступила некоторая передышка, к тому же вид стоявшего в комнате сундука, наполненного деньгами, утешил ее и Инес в дурном нраве ее супруга.
Дон Маркос снял удобное жилище в квартале, где жил его господин, и отослал Агустинето ужинать с теткой, будучи еще не в силах есть вместе с этой обманщицей. Он возвратился вечером, все столь же опечаленный и лютый, как тигр. Исидора немного укротила мужа своей нежностью и утром имела смелость сказать ему, чтобы он отправился в новое жилище и принял там мебель, которую Агустинето и Инес доставят на нанятой ею повозке. Дон Маркос пошел туда, и пока он поджидал там, неблагодарная Исидора, мошенник Агустинето и кокетка Инес нагрузили все имущество бедняги на запряженную хорошей лошадью телегу, сели в нее, выехали из Мадрида и направились в Барселону. Дон Маркосу надоело ждать; он пошел в старое жилище, нашел дверь запертой и узнал от соседей, что все трое уже давно уехали с его вещами. Он возвращается, откуда пришел, и не находит того, что ищет. Он бежит обратно, подозревая постигшую его беду, он выбивает дверь комнаты и находит в ней только кое-какую скверную деревянную мебель и кухонный лом, который беглецы оставили, рассудив, что не стоит труда увозить его с собой. Дон Маркос хватался за волосы и за бороду; подбил себе кулаками глаза, искусал до крови пальцы и почувствовал искушение убить себя, но еще не пришел его час. Самые несчастные люди всегда ласкают себя какой-нибудь надеждой: он отправился разыскивать беглецов по всем гостиницам Мадрида, но не узнал о них ничего нового. Исидора была не так глупа, чтобы взять обратную повозку, она наняла телегу на постоялом дворе в окрестностях Мадрида и, дабы никто не мог напасть на ее след, условилась с возчиком, что он пробудет в Мадриде не дольше, чем надо было для того, чтобы забрать саму Исидору, ее шайку и имущество.
Усталый, как пес, гнавшийся за зайцем и упустивший его, бедный дон Маркос возвращался обратно, обойдя гостиницы города и предместий, и вдруг встретился лицом к лицу с Марселой. Он схватил ее за горло и сказал:
— Попалась, негодная воровка! Ты мне отдашь все, что у меня украла!
— Видит бог, создатель мой, — не смущаясь, ответила мошенница, — я так и думала, что вся вина падет на меня! Ради пресвятой девы выслушайте меня, любезный господин мой! Выслушайте, прежде чем меня опозорить. Я, милостью божией, честная и порядочная девушка, и если вы выставите меня в сколько-нибудь предосудительном свете перед людьми, это ужасно повредит мне, ибо я собираюсь выйти замуж. Войдемте в подъезд этого дома, и пусть ваша милость не спеша меня выслушает, я расскажу вам, куда девались ваша цепь и ваши платья. Ведь я заранее знала, что меня обвинят во
