— кивнул Юрий. — Игнат, что у нас по нему, есть сведения?
Воевода лишь покачал головой.
— Знаю, только что он бухарец — на этом всё.
— Странно, — глава побарабанил пальцами по столу. — Артём не казался мне легкомысленным — будь аккуратней…
— Да понял я дядь, сразу размажу гадину и дело с концами, — перебил Виталий, а отец, сидевший рядом, наступил ему на ногу, намекая, что нельзя перебивать главу — они же много раз это обсуждали! Но сын стряхнул с себя туфлю отца и вызывающе на него посмотрел.
Эта семейная недомолвка не ускользнула от внимания Юрия.
— Что по остальным? — задал он вопрос воеводе.
— С паладином могут быть проблемы — силён, возможно, на уровне Ярополка.
— Анатолий — возьмёшь его себе, — приказал глава своему двоюродному брату, у которого был четвёртый шаг.
— Хорошо, брат.
— Осталось два некроманта, оба пятёрки, — задумчиво произнёс Игнат. — Вот с ними больше всего возни — у нас не хватит ресурсов, Юрий Бенедиктович, надо как-то решать… Репутационные риски…
Всё это глава и без напоминаний знал. Как-то так получилось, что они, Пронские, сильно уступили вернувшемуся наследнику Барятинских. Поговаривали ещё, что император снял с них наказание и даже вернул одно из мест силы. Всё случилось так быстро и внезапно, что все планы его семьи на этот город затрещали по швам, а ведь для установления своего контроля ушло больше десяти лет!
Зря он отказался и дальше оплачивать обучение у Распутина. Надо было расширяться: ещё больше отсылать туда родственников, но Юрий сжалился, послушал мамашек, вот и аукнулась мягкотелость. Раз в жизни дал слабину — в итоге теперь расхлёбывай.
Чтобы получить в клан шестерых некромантов, роду пришлось «пожертвовать» двадцатью детьми, да именно так. Он осознанно это сделал, потому что по-другому никак нельзя было вытеснить Барятинских. Те, кто перед ним сейчас сидел, были выжившими после трёх лет Распутинской школы.
Юрия ненавидели почти все женщины его рода, в том числе и собственная жена. Первые — за то, что вместо дружинников послал родных на некромантский убой, а вторая за то, что убил собственного сына, когда тот превратился в мортиканта. С её слов она выходила замуж за другого человека и всячески проклинала тот день, когда он возглавил семью.
Сколько бы Юрий ни пытался им объяснять, что опасно делать некромантами абы кого — всё в пустую. Но зато роскошь они принимали как что-то само собой разумеющееся, лицемеры гнилые.
«Ещё нарожают», — говорил он себе и строил дальнейшие планы, как и должен поступать сильный лидер, как его учил покойный отец.
И вот после пройденного пути, после всех тяжёлых решений на него будто с неба свалился этот прозревший Артём Барятинский, будь он неладен.
— Сделаем так, — нагнулся он вперёд. — Дмитрий и Арсен возьмёте на себя некромантов, на Игнате паладин, Анатолий берёт клирика, на Витале бухарец, а с лучником разберëтся Николай.
— Стоп, мне что Аничкова? — со страхом спросил Арсен. — Может с кем-то поменяюсь? Я не хочу с ним драться.
— Придётся, — отрезал глава, — собери свою волю в кулак, мямля, — строго произнёс он. — Это твой косяк — вот и разгребай.
— А что ты?
— Брат, ты хочешь скормить их сильным бойцам наших троек, а четвёрками задавить слабаков? — спросил младший брат Николай.
Пронский кивнул.
— Так мы хотя бы сровняем счёт, — ответил он, проигнорировав скулёж Арсена.
В противном случае есть риск проиграть все схватки. Кроме некромантов в его роду было много посредственных стихийников — но выставлять их равно позорится на весь Громовец и подвергать авторитет Пронских сомнениям.
«Скорее всего, этот недоносок бросит вызов и мне».
— А теперь слушайте, что надо сделать до конца дня, — произнёс он, снова приковав к себе пристальное внимание.
* * *
Тренировочный плац Барятинских, спустя час после описываемых событий.
— Артём, ты уверен, что нам всем надо уходить? Ярополк продержится, если нападут? — спросил меня Джон, поглядывая на широкоплечего воеводу, что сейчас сражался в учебном поединке сразу с двумя гриднями, наседавшими спереди и сзади.
— Этот справится. К тому же у него будут помощники, — кивнул я и свистнул, приложив пальцы к зубам.
Остальные сычовцы сейчас тоже разминались, готовясь к своим дуэлям. Все мероприятия были назначены на шесть часов вечера, как раз перед закатом. Ко мне на плечо с готовностью слетел самодовольный Мамон. Голубь уже свыкся со своей судьбой доставщика писем и теперь его плохой характер больше вымещался на окружающих. Он каким-то образом просёк, что хозяин самый главный самец среди здешних людишек и что можно беспредельничать, показывая свою важность и статус.
«А что вы мне сделаете?» — говорил его наглый взгляд, когда какой-нибудь из младших гридней получал белую какашку на плечо или терял кусок хлеба прямо из рук.
Однако сейчас Мамон вёл себя тихо, я бы даже сказал с настороженностью.
— Что боишься, обжора? — спросил я его и в ответку птица сжала когти на моём плече сильнее обычного. — А вот этого делать не надо, — я мягко положил руку на его шею, ощущая, как сильно стучит его мелкое сердечко.
Голубь осуждающе на меня посмотрел, мол, смотрите, тут нарушают права животных. Я успокоил летуна и убрал руку. Неподалёку от нас стоял Соловей, натягивая в очередной раз тетиву.
— Антон, эта гадина всё ещё над нами? — спросил я его, не задирая голову вверх.
— Ага, — прищурившись на один глаз, ответил лучник.
— Сбивай, — скомандовал я и Соловей резко перевёл лук в небо.
Последнее, что увидел шпионский орёл, круживший вот уже неделю над нашим поместьем, это яркий свет внизу, будто блик солнца от стекла, а потом его разорвало на куски.
— Всё, нет больше твоего недруга, — обратился я к Мамону и
