секунду она бессильно упала на землю и в глазах моего брата погас свет.
– Почему ты не обнимешь меня, брат? Почему ты покинул меня?
Я вскинул голову к небу и увидел ярко улыбающееся лицо брата. Он выглядел так же, как в тот день, когда внезапно повзрослел в мире смертных. Тем утром я проснулся в объятиях его, все еще ребенок, и увидел, что он принял облик великолепного принца, так похожего на нашего отца.
Он посмотрел на меня и улыбнулся самой прекрасной улыбкой, что я когда-либо видел.
Я вспомнил то время, когда он убил ради меня человека; вспомнил, как он нес меня на руках по дорогам мира смертных; вспомнил, как он укрывал меня своей длинной мантией от ветра и снега. Я видел перед собой брата, спасающего меня из пожара во Дворце миражей, видел печаль на его лице и видел бесчисленных призраков в небесах.
Удар за ударом мое сердце пронзала разрывающая боль, из уголков моего рта на мантию брата начала капать огненно-алая кровь, окрашивая ее в красный. В одно мгновение вся она обратилась цветками красного лотоса, и нас окружило тепло.
Пока рядом с тобой я, тебе никогда не будет холодно, брат.
Пожалуйста, будь свободен…
Эпилог
Я все говорю себе: даже если однажды наши пути разойдутся, давай просто быть друг у друга.
Я оборачиваюсь на тот путь, что прошел, смотрю каждый день, стоя одиноко у дороги с обеими руками в карманах брюк. Мимо меня проходят сотни людей с пустыми лицами, они несут в руках кофе, напитки, учебники, портфели. Все куда-то спешат, и на фоне их суеты я выгляжу настоящим бездельником.
Изредка кто-то из них останавливается и ярко улыбается мне. Я знаю, эти остановившиеся люди, возможно, станут теплом, станет поддержкой, источником света в моей жизни.
Когда я был ребенком, возраст позволял мне не выбирать слова, жить своевольно, поступать, как хотелось мне, и не задумываться о последствиях, в те годы я как-то написал: «Мои друзья – источник смелости, благодаря которой я продолжаю существовать, они дают мне возможность жить свободно и не бояться этого мира».
Этот эпилог я посвящаю своим друзьям, тем людям, которые когда-то сходили с ума вместе со мной, страдали вместе со мной, тем, с кем мы неслись на велосипедах по годам нашей наполненной одиночеством юности. Думаю, все мы помним, как те переживания зеленых лет оставляли на наших лицах следы прожитых печалей, прожитых трудностей, следы, которые не стереть даже времени.
И которые много, очень много времени спустя все еще заставляют нас тяжело вздыхать.
Вздыхать по собственной прежней ранимости. Вздыхать по слишком быстро убегающему времени. Стоит только прикрыть глаза, на секунду отвернуться – как совсем скоро мы поприветствуем старость.
Сяо1 А в Японии, изучает экономику в Университете Васэда. Он присылает мне фотографии, постоянно сопровождая их длинными-предлинными письмами, и судя по времени отправления, указанному в его имейлах, он все так же пишет ночами. Еще прежде в Китае он каждый раз писал мне письма от руки на белых листах А4, а после того как уехал, стал строчить их глубокими ночами на клавиатуре.
Сяо А – светлый человек, он проживает свою жизнь в лучах солнца радостно и просто, он живет с достоинством и простодушием, тихо и свободно, вдали от сражений с миром. Он не писатель, ему не по душе литература; единственное, что он читал, написанные мной беспорядочные главы. Такие парни, как он, полны простодушия и радости. Я уверен: люди, запятнанные литературой, радостны быть не могут, их счастье рассыпано где-то в неизвестном месте и, словно непослушные дети, они все ищут его, гуляя на улице до рассвета и даже с его наступлением не соглашаются возвращаться домой. Сяо А как-то сказал мне: читая мои тексты, он чувствует тоску в сердце, потому что в них я никак не могу отыскать свое счастье. Я ответил ему:
«Сяо А, не беспокойся ты обо мне так, я не хочу зазря привыкать к твоей заботе, ведь рано или поздно мы расстанемся».
Этот диалог случился, когда я учился в десятом классе. И когда я поступил на первый курс университета, он и правда уехал от меня в другую страну и стал писать мне ночные имейлы перед сном. Дни он проводит прогуливаясь по кампусу Васэда в одиночестве, но, как обычно, улыбаясь во все лицо.
Он из тех, кто может жить счастливо и один.
Но я не такой.
На фотографиях Сяо А ярко улыбается, стоя под деревом вишни, а на его длинную белую ветровку падают кусочки солнечного света. Внизу фото его рукой подписано: «Мое любимое дерево вишни».
Как сквозь сон, я помню телефонный разговор с Сяо А перед тем, как он уехал в Японию. Тогда я услышал, как голос, звучавший в моей жизни каждый день, обратился ко мне: «Мне плохо. Мне страшно остаться одному, без друзей». Я знал, что «друзья», о которых говорит Сяо А, были мной, ведь я был его единственным другом.
В тот день по телефону Сяо А все продолжал говорить без умолку, пока у телефона не разрядилась батарея. Я никогда не предполагал, что всегда тихий Сяо А мог так долго рассказывать о чем-то. Я сжимал в руке телефон, и чем дальше шел разговор, тем печальнее мне становилось. В последнюю секунду, до того как телефон разрядился, он сказал мне: «Если однажды наши пути разойдутся…»
Звонок оборвался шипящим звуком, похожим на дождь за окном.
Я отложил телефон и тихо закончил за Сяо А: «… давай просто быть друг у друга». Опустившись на кровать, я заснул глубоким сном.
Время по-прежнему движется вперед. Я постепенно становлюсь старше, и на лице ребенка, что раньше ярко улыбался, теперь висит безразличие.
Мне девятнадцать, и я стою на перекрестке своей юности.
Там, где заканчивается одна жизнь и начинается другая.
Вэй Вэй – творческая натура, она училась рисованию целых двенадцать лет, и я сам видел, как когда-то обычной ручкой она вырисовывала прекрасные пейзажи. Только сейчас она перестала рисовать, и все из-за экзаменов в университеты. Когда отец велел ей отказаться от мечты и планов на будущее, Вэй Вэй бросила кисти и краски, на которые опиралась все двенадцать лет. Не знаю, была ли она абсолютно уверена, делая этот выбор, знаю лишь, что сам я мучился ни один месяц, прежде чем все-таки выбрал технический факультет. Впредь Вэй
