отказавшись присоединиться к Заключительному акту Венского конгресса, Испания тем самым заявляла устаревшие притязания, которые мало соответствовали ее подлинному весу в балансе крупных интересов Европы и Испанской Америки (другого полушария).
И хотя Александр пытался донести до короля Фердинанда мысль о том, как важно сотрудничать со всеми державами на основе охранительных принципов, определявших на тот момент европейскую политику, испанское правительство как будто отдавало предпочтение исключительному сотрудничеству с Россией. Это создавало напряженность внутри союза, и Каподистрия был вынужден признать, что ложная уверенность Испании в особой дружбе с Россией привела к столь же ошибочному представлению о преувеличенно большом влиянии российской миссии в Мадриде. Эти мнения, в свою очередь, подпитывали высокомерие испанцев в вопросе о Рио-де-ла-Плата и в переговорах относительно умиротворения колоний. Император Александр надеялся, что вскоре Испания и португальская Бразилия заключат реальный мир в соответствии с «принципами соблюдения взаимности интересов». В дальнейшем это могло бы привести к «самому полному согласию во взглядах и действиях в деле умиротворения другого полушария». Но вместо этого испанское правительство уклонялось от прямых ответов в переговорах с португальцами и тянуло время, когда речь заходила о посредничестве других государств. Что касается ситуации в колониях, Испания продолжала добиваться от союзных держав «если не обещания, то хотя бы многозначительного намека на возможность их военного сотрудничества с целью вернуть колонии в лоно метрополии».
Помимо прямого сообщения от императора Александра королю Фердинанду Татищев должен был донести до Мадридского двора выводы, к которым пришли участники Аахенского конгресса по вопросу о колониях. Испанскому правительству необходимо было понять, что как бы король ни хотел вооруженного сотрудничества, для любого вмешательства со стороны союзников потребовалось бы официальное приглашение Фердинанда, адресованное пяти державам. Другой, не менее важный пункт, – военное сотрудничество было неприемлемо для союзных держав: для Британии это была принципиальная позиция, другие дворы исходили из соображений целесообразности[407]. Наконец, помощь союзников в реставрации законной власти в Испании была сопряжена с определенными условиями. Мадрид должен был убедить жителей метрополии и колоний, что после воссоединения они будут находиться «под постоянной гарантией либерального управления (système)», которое дарует им испанское правительство. С колониями необходимо было исходить из доброжелательной политики, чтобы империя вновь процветала под отеческим взглядом законного государя.
Если король Фердинанд предпринял бы шаги, изложенные в инструкциях Татищева, Испания могла бы приступить к реализации программы по умиротворению либо без иностранного содействия, либо опираясь на дружественное содействие Великобритании (в форме переговоров под руководством герцога Веллингтона с участием четырех других держав). Их задачей стало бы разработать план умиротворения, который одобрили бы пять великих держав и Испания, ведь моральное давление, оказываемое на повстанцев всеми участниками союза, представляло бы собой более эффективную гарантию обещанных реформ, нежели действия какой-либо одной державы[408]. Возможно, российские дипломаты были правы, утверждая, что Фердинанд (и его подчиненные) выстраивали свою политику на основе ложных идей и заблуждений, однако историк может понять, почему Испания отказалась подчиниться воззрениям пяти великих держав – держав, которые ожидали покорности от правителя многовековой империи и народа, многократно восхваляемого за свое упорство в войне с Наполеоном. Неудивительно, что испанские чиновники отказались от посредничества других стран и обратились к языку дружбы между государями, чтобы продемонстрировать, что Испания ничем не уступает великим державам[409].
В январе и феврале 1819 года Татищев по-прежнему обращался к королю Фердинанду VII и его министру иностранных дел Карлосу-Марии Мартинесу Каса-Ирухо (маркизу де Каса-Ирухо). Как русский посланник докладывал Нессельроде, он пытался обсуждать вопрос о колониях с позиции «применения к делам колоний той примирительной системы, которая введена во взаимоотношения европейских держав»[410]. Однако, как он ни старался убедить Испанию принять условия союзников и начать процесс посредничества, его попытки не привели к желаемым результатам. Тревожило Татищева и то, что его коллеги, министры других великих держав, не выказывали желания вовлечь Испанию в обсуждение общеевропейских интересов или единодушия союзников по этому важному вопросу. В письме императору Александру от 30 января (11 февраля) 1819 года Татищев признавал, что испытывал постоянное разочарование от неспособности выполнить возложенную на него миссию[411]. Фердинанд VII отказался принять посредничество Веллингтона, которое он охарактеризовал как «опасное для Испании и унизительное для себя лично». Татищев был убежден, что интересы Великобритании и Испании невозможно примирить, поскольку прежде всего Великобритания стремилась отдалить всю Европу от Испании. Татищев также жаловался на дипломатические интриги, направленные против него и даже против его супруги, которые он объяснял подозрениями союзников относительно связи России с Испанией и ревностью, возникшей из-за его близких личных отношений с Фердинандом. Ссылаясь на чувство изолированности и профессиональной неэффективности, Татищев просил императора о переводе на другую должность.
На следующий день после обращения к Александру Татищев написал подробный доклад для Нессельроде, где объяснил, почему ему не удалось убедить Фердинанда VII принять посредничество Веллингтона[412]. Обсуждения, состоявшиеся в 1817 и 1818 годах, еще до Аахенского конгресса, показали, что испанское правительство рассчитывает на сотрудничество с португальской Бразилией, чтобы сообща положить конец восстанию в колониях. Испания как будто была готова пойти на уступки, ранее предложенные Великобританией: объявить всеобщую амнистию восставшим, допустить жителей колоний ко всем должностям и почестям, которые на тот момент были доступны только жителям метрополии, провозгласить либеральные принципы в торговле между испанскими американскими провинциями и иностранными государствами, а также рассмотреть и другие меры, предложенные союзниками, если они будут совместимы с сохранением прав и достоинства испанского монарха[413]. Однако сколько бы всего ни обещала Испания, Британия в конечном итоге пришла к выводу, что официальные переговоры не имеют смысла. Кроме того, стало ясно, что Испания использует посредничество, чтобы получить значимую поддержку со стороны союзников.
Несмотря на очевидные разногласия, в июле 1818 года Татищев все еще ожидал, что король Фердинанд последует предложению ассимилировать политический и гражданский режимы колоний с режимом метрополии. Россия надеялась, что на основе этой политики Испания проведет в колониях административные реформы и представит план умиротворения союзным державам, собравшимся в Аахене. Далее предполагались переговоры о реализации этого плана. По словам Татищева, летом того же года испанское правительство продолжало надеяться на поддержку Великобритании. Но во время Аахенского конгресса Фердинанд приостановил обсуждение иностранного вмешательства в дела колоний. Поскольку состав испанского правительства изменился, Мадрид по-новому взглянул на британскую политику, осознав, что интересы Великобритании противоположны интересам Испании в отношении реставрации Бурбонов, международной торговли и независимости Испанской Америки.
Ссылаясь на сообщения Каса Ирухо и Сеа Бермудеса, Татищев сочувственно описывал состояние испанской политики до и во время Аахенского конгресса. В эпоху Реставрации главной задачей испанского правительства было «восстановить могущество Испании ради ее внутреннего благоденствия, придав ей силы, способные снова превратить ее в державу подлинно независимую и полезную для активной системы политического равновесия». Для этого испанским министрам предстояло понять, есть ли на полуострове ресурсы, необходимые для возвращения колоний. Соразмерив наличные ресурсы с расходами на колонии и размерами потерь, которые возникнут, если колонии обретут независимость, и трезво оценив «имеющиеся у мятежников моральные и материальные средства», испанское правительство пришло к выводу, что если Испания попытается возвратить себе колонии, то без жертв им не обойтись. Итак, процесс умиротворения с точки зрения Испании, как его описывал Татищев, был нацелен на то, чтобы укрепить власть метрополии благодаря милосердию и умеренности. Это означало, что
