Дик уселся, как только что сидел халфатиец. Да, словно на коленях стоишь. Неудобно.
Грифон наконец поверил, что потерял хозяина. И понял, что у него на спине восседает наглый чужак.
Золотой красавец поднял голову и звонко защелкал клювом.
– Обещаешь меня порвать на тряпочки, да? – негромко спросил Дик
Видимо, он правильно перевел речь грифона. Тот коротко, зло вскрикнул, присел на задних лапах, оттолкнулся ими – и мощным прыжком ушел в воздух.
Дик еще не видел, как взлетают грифоны. Тело зверя было устремлено вверх, клюв целился в луну. Чтобы не сползти вниз, Дик прильнул к оперенной мощной шее, обронив узду и обеими руками вцепившись в низкую луку. Только бы не лопнула подпруга!
Сейчас Дик, вытянувшись, лежал на спине взлетающего могучего зверя. Как две стрелы, человек и грифон были устремлены ввысь среди вздыбленного мира.
Набрав высоту, грифон вскрикнул, принял горизонтальное положение – и вдруг резко накренился на левое крыло, стараясь сбросить самозваного всадника.
– Раскат, не дури! – заорал Бенц, цепляясь за седло.
Грифон, не выправляя полета, встряхнулся всем телом.
Дик держался, вцепившись в луку седла, словно клещами. Мир вокруг накренился, город опрокинулся набок, словно огромная чаша. Полная луна укатилась вниз.
Страха не было. Был восторг. Даже летучий корабль не давал такого великолепного ощущения высоты. Если бы грифон сбросил всадника, Дик умер бы счастливым.
Раскат выровнял полет, сделал широкий круг над городской стеной. Снизу что-то кричали стражники. Грифон недовольно заклекотал и по дуге полетел прочь от города.
«Куда он меня тащит?» – мелькнула мысль – и тут же исчезла. И впрямь, какая разница – куда? Главное – высота! И ветер, ох, какой ветер! На летучем корабле такого не было. Грифон нырял из потока в поток. Дик заметил, что Раскат старается идти навстречу ветру, так ему было проще, встречный ветер не заламывал перья...
Это было последней осознанной мыслью Дика Бенца, потому что грифон взялся за наездника всерьез.
Круг с набором высоты, еще один, еще...
И грифон, сложив крылья, клювом вниз устремился к земле.
Дик почувствовал, что ползет из седла на шею зверюге.
– Курица проклятая! – заорал Дик, коленями стиснув переднюю луку седла.
У самой земли Раскат ударил крыльями, извернулся, едва не задев лапами кусты на опушке. И вновь ушел в высоту – вертикально, вывернув крылья под другим углом.
Дика потащило назад.
В седле он не удержался – и лежал животом на теплом, остро пахнущем львином крупе, обеими руками цепляясь за «желобки». Ноги его болтались над бездной. Бросив взгляд вниз, Бенц увидел меж своих сапог сильный, оперенный, резко дергавшийся хвост. На миг показалось, что это его, Дика, собственный хвост. Бенц нервно рассмеялся и, подтянувшись на руках, вернулся в седло. «Желобки» выдержали его вес, не оторвались!
На смех всадника грифон ответил грозным криком. Он перестал подниматься, лег в воздушном потоке и, неподвижно распахнув крылья, явно обдумывал, как сбросить недруга. Дик тем временем получше уселся в седле, подобрал широкую синюю узду. Он наслаждался каждым мгновением сбывшейся мечты.
Наконец золотой птицезверь принялся кружить над лесом, все ниже и ниже. Вот он бесшумно скользнул над ночной рекой, спугнув на водопое двух оленей. Те в панике умчались прочь. Дик невольно представил себе охоту грифона: вот хищник бесшумно, как сова, возникает над спиной оленя, вонзается когтями в добычу, бьет клювом...
И тут фантазии вылетели из головы, потому что Бенц понял, куда тащит его Раскат.
Впереди берег. Грифон встанет на четыре лапы – и направится вон под те низко склонившиеся ветви деревьев. И будет тереться о ветви и стволы, пока не сдерет с себя всадника. Или сложит крылья и опрокинется на спину, раздавив Дика.
Парень не стал додумывать эту мысль. Полный ярости, он бросил узду и, привстав на коленях, обеими руками ухватил уши грифона и рванул их.
И чуть не сорвался с седла – не от страха, а от неожиданности. Бенц не подозревал, что грифон может так пронзительно визжать!
Раскат забил крыльями, как петух, взлетающий над забором. Дик выпустил уши, вцепился в седло обеими руками.
– Ага, не любишь? Я запомню! – крикнул Бенц.
Надо не давать ему приземлиться. Уж точно не здесь. Хорошо, что на пустыре зверь не догадался покататься по земле. А может, он не умеет кататься? Ладно, что уж гадать. Главное – приземлиться только там, где есть надежда скрыться. А пока надо удерживать его в воздухе.
А как удерживать-то?
Так, а узда здесь зачем?
Дик, правой рукой держась за луку седла, левой натянул узду, чувствуя, как грифон сопротивляется. Раскат как раз шел свечой вверх – но узда притянула его голову к груди. Раскат поневоле прекратил подъем и выровнял полет.
«Ага, понял! А начнешь спускаться – я тебя, злодея, за уши!»
Грифон снова взялся за воздушные выкрутасы. Он то ложился на бок, то резко шел вверх, то бросался вниз. Но Бенц уже освоился в седле и показал, что в эту игру можно играть и вдвоем. Он старался утомить Раската, удерживая его на одной и той же высоте. Когда грифон устремлялся вверх, узда прижимала его голову к груди, мешая подниматься. Когда пытался нырнуть вниз, рука человека вцеплялась ему в ухо.
Светало. Лес внизу уже не казался темным пятном. Суровая игра измучила Бенца. Он держался на желании жить да на упрямстве. Плечи онемели, голова кружилась, перед глазами плыли цветные круги.
Вот крылатый мерзавец опять пошел вниз. Сжав седло онемевшими коленями, Дик потянулся к его уху.
И тут Раскат, повернув голову к всаднику, издал протяжный мяукающий звук. Так орал корабельный кот, просясь в теплую каюту.
От изумления Дик чуть не сверзился со спины грифона.
– Ты... неужто ты сдаешься?
Грифон вновь жалобно мяукнул.
«Я же не знаю, сколько он был под седлом до нашей схватки, – подумал Дик. – Может, он весь день летал, а тут я ему устроил танцы. Вот у него сил и не осталось!»
Он убрал руку от уха, не мешая грифону приземлиться.
Внизу был речной берег и опушка с редким подлеском.
«Если набросится – буду бегать меж деревьев, – подумал Дик. – Он крупный, меж стволов не протиснется...»
Но приземлившийся грифон даже не подумал нападать на человека, спрыгнувшего с седла. Раскат едва стоял на лапах, они у него разъезжались как у щенка. Наконец он плюхнулся на свой львиный зад, поглядел на Бенца и снова заорал по-кошачьи.
–
