Арсена, лишал покоя.
Елена тоже просыпалась среди ночи.
— Что с тобой, милый?
— Не знаю, не спится.
— Тебя что-то тревожит?
— Нет.
— Ты это говоришь, чтобы меня успокоить?
— Спи, Лена. Ты спи. Не думай. Это у меня пройдет.
Однажды, готовясь ко сну, Елена в одной сорочке сидела перед зеркалом и расчесывала волосы. В зеркале было видно, как Арсен листает купленный днем номер «Огонька». Неожиданно он опустил журнал и стал как-то странно, задумчиво, смотреть на Елену, очевидно, не догадываясь о том, что она его тоже видит.
В конце концов Елена не выдержала:
— Как ты странно смотришь на меня.
Арсен бросил журнал на постель.
— Лена, я давно уже хочу спросить. То, что ты пережила за это время, никак не отразилось на твоем чувстве ко мне?
Елена не ответила, но по ее лицу было видно, что она не понимала, зачем он об этом спрашивает.
— Лена, ты меня не слушаешь?
— Слушаю… Но… не понимаю, о чем ты? Я никогда не думала об этом.
— И все же, — настаивал Арсен.
Елена напряженно сморщила лоб.
— Это, наверное, ненормально, но… у меня получилось совсем наоборот. Я не могу объяснить это словами.
— А если бы они, эти годы, повторились?
Елена пожала плечами.
— Ну что же, наверное, я бы тоже повторилась…
Она так и не поняла, имел ли этот странный разговор какое-то отношение к ночным тревогам и бессоннице Арсена. Впрочем, Арсен тоже этого не знал.
Однако через неделю он все-таки получил более обстоятельный ответ на свой вопрос — Елена призналась ему, что беременна…
Заканчивалась вторая неделя их гостиничной жизни, а «подходящей» работы для Арсена все еще не было. Тогда он пошел к Эдуарду и попросил его отвезти их к Вагифу Зейналову.
— Не возвращаться же обратно в село!
— А почему бы и нет? — удивился Эдуард. — Твое место там. Здесь тебе нечего делать. Или ошибаюсь?
— Не знаю, Эдуард, возможно, вы и правы. Но сейчас вернуться туда я не могу. Может быть, со временем.
— Что значит со временем? Ты что, себе срок установил?
Арсен не ответил. И опять, как тогда в кабинете директора совхоза, подумал о том, что, кажется, действительно зашел в тупик.
Эдуард, сожалея, развел руками.
— Ну что же. Конечно, жаль, но… Утром я заеду за вами. Скажем, часов в десять. Вас устраивает?
— Мы будем ждать.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
На следующий день, едва выехали за город, слева от дороги показалось
море, и все тридцать километров до поселка оно оставалось рядом — по-зимнему холодное, с тяжелой, свинцового отлива, водой. Набухшие влагой тучи нависли над ним, готовые в любую минуту прорваться ледяным дождем. Елена старалась не глядеть на море, холод от него передавался ей, коротким частым ознобом прокатываясь по спине. В переднем зеркале Арсен видел ее лицо, как-то неожиданно осунувшееся, печальное. Понять ее было нетрудно: больше полумесяца беспечной, счастливой жизни слишком уж круто и неожиданно прервались, а впереди снова маячила неизвестность, не сулившая ничего утешительного. Острая жалость к ней резанула Арсена по сердцу. «Куда мы едем? Зачем и от кого бежим?» — подумал он.
Поселок Карадаг, в который они приехали, оказался довольно большим; на самом берегу моря, с асфальтированными улицами, многоэтажными домами, универмагом, продуктовыми магазинами; вдоль улиц были высажены большие, разросшиеся деревья с остатками почерневшей листвы на ветвях. По всему было видно, что в теплые месяцы здесь бывает уютно. Но то в теплые, а сейчас декабрь был на исходе, и хмурое, обложенное тучами небо окрасило все в безрадостные, серые тона: дома, улицы, деревья, даже вечнозеленые ели и сосны, встречающиеся на улицах, казались серыми. И опять, как тогда, когда подъезжали к селу и увидели первые дома, липнувшие к покатому склону горы, в груди Елены шевельнулась тоска, смешанная со страхом. Ей подумалось: «Теперь мне тут жить, в чужом углу, в чужом краю…» И неизвестно было, как долго — полгода, год, два, всю жизнь — и когда и чем все кончится…
Вагиф Зейналов жил в квартале, называемом в просторечии «нахалстроем», где владельцы домов получали разрешение на их возведение уже после того, как они уже были построены. Это были вполне приличные одноэтажные дома из двух, трех, а то и большего числа комнат с двориками, засаженными фруктовыми деревьями, виноградом, вьющимся по металлическим или деревянным сплетениям навесов, или отведенными под огород, где выращивали овощи и зелень.
Перед деревянными воротами одного из таких строений и остановил Эдуард свой «Москвич».
— Вы тут немного посидите в тепле, я скоро вернусь.
Калитка была открыта, Эдуард вошел и вскоре исчез в глубине двора.
Оставшись одни, Арсен и Елена с минуту молчали. Оба были подавлены все той же неизвестностью, которая их тут ждала. Затем Арсен, повернувшись к Елене, обратился к ней с плохо разыгранной бодростью.
— Что-то ты у меня притихла, малышка. Ну как тебе поселок? — И, опережая ее, сам же и ответил: — Мне он нравится. Летом сюда много дачников приезжает.
— Сюда? — недоверчиво сказала Елена.
— Здесь же море, самый лучший пляж.
— А где тут пляж?
— Да вот, видно отсюда. Тут везде пляж, и, вижу, настоящий, чистый, без мазута, без грязи, с тентами, раздевалками, вон там, метрах в восьмистах отсюда. Хочешь, выйдем, я покажу?
Елена отрицательно покачала головой.
— Нет, мне холодно, лучше я посижу в машине.
Они опять замолчали, не зная, о чем говорить. К счастью, Эдуард вернулся быстро.
— Ну, пойдемте, познакомлю вас с хозяевами и уеду. У меня сегодня, к сожалению, много работы… Елена, вы, я вижу, совсем приуныли. Поверьте, я вас не привел бы к людям, которых плохо знаю.
— Ну что вы, — смутилась Елена, — я даже не думаю об этом.
Первое, что увидела Елена, войдя в калитку, — это крохотный домик у задней стены двора, с гладко и, похоже, недавно отштукатуренными стенами и с одним небольшим, в одну створку, оконцем.
— Вот это? — шепотом, не скрывая удивления, спросила было Елена, но Эдуард молча показал на противоположный конец двора. Там за гущей полуголых в эту пору деревьев стоял дом с четырьмя двустворчатыми окнами.
— А это они построили под летнюю кухню, — объяснил Эдуард. — Все уже готово, осталось газ подвести и поставить плиту. А вот и хозяин дома, Вагиф Зейналов, знакомьтесь.
Вагифу Зейналову было больше пятидесяти, но выглядел он намного моложе, в его густой шевелюре не просвечивал ни один седой волос. Небольшого роста, плотный, как мешок с зерном, но необыкновенно живой и легкий на подъем, он поздоровался с гостями, пригласил их в дом,
