в вечерней темноте выключатель. В дверях стоял Хаббарт. За его спиной мелькнула Регина. У Хаббарта испуганно бегали глаза.
— Господин Гровс, проснитесь. Господин Гровс... — нервно повторял он.
— А я не сплю... С чего ты взял? Я прилег отдохнуть, только и всего, — почувствовал недоброе Гровс. Вставая, он набычился, налился решимостью к еще неведомой неприятности.
— Господин Гровс, с континента спрашивают: вы, господин Гровс, смеетесь над ними или как-то по-иному понимать переданные документы?
Это — как удар из-за угла. Кто разыгрывает комедию: там, на континенте, или здесь — Петраков? Но ведь у Петракова все получилось, солдат ожил.
— Передай: пусть у себя поищут клоунов. И вообще, что это за разговор?!
— Так и сообщить?
— Так и передай!
Почуяли, что запахло жареным, вот и начали воду мутить. Знал Гровс немало подобных случаев. Когда наступает дележка сладкого пирога, сразу является столько достойных вознаграждения людей, что непонятно, где они раньше умещались. Появляются, как бесчисленные слизняки после дождя. И все умные, деловые, все топорщатся. Оказывается, все они — в поте лица, на передней линии самого главного дела. И каждый норовит откусить побольше, а другого, кто, может быть, и заслужил вознаграждение, но оказался на их пути, стремятся стереть в порошок. Знает все это Гровс. В его руках живое свидетельство выполненной работы — солдат. Так что, господа, не очень повышайте голос. Конечно, коли наметили сорвать куш, то не сразу остановишь таких людей объективными доводами. Придумают еще что-нибудь, может быть, самое несуразное. Что ж, тогда легче будет с ними расправиться, с их разгулявшимся аппетитом. Что придумали: Гровс смеется над ними!.. Обычно на континенте о Гровсе говорили как о серьезном исполнителе, обстоятельном в любом деле. Или это только в глаза, а стоит отвернуться — и услышишь совсем другое? И так бывает. Он, Гровс, отсюда сумеет разобраться, что к чему, на континенте есть на кого положиться, помогут.
Вернулся Хаббарт. Он нерешительно топтался в двери, взглядывая сквозь очки на Гровса.
— Ну, чего мнешься?
— Я... ничего, господин Гровс. Понимаете ли... С чего лучше начать?.. Не верят они документам — вот какая штука. Говорят, это имитация науки, подделка. Это, говорят они, копия карты эксперимента, разработанной у них. В нашем Центре проставлены только дни и часы. Ну и еще какая-то, извините, чертовщина, какие-то темные, по их выражению, листы. Не относятся к делу или, говорят, имеют к эксперименту отдаленное отношение...
«Идиот! — выругал себя в душе Гровс. — Почему не проверил бумаги, прежде чем передавать на континент?..»
— Но ведь солдат ожил! — злился он. — Вот им и документ! Если мало смыслят, то пусть не берутся за документы, пусть другим специалистам передадут. Так и скажи. Буду говорить сам, и только с главным. Тогда узнают, как на горячих угольках сидеть.
— Не верят они, господин Гровс. Даже тому, что солдат ожил. Все из-за материалов. Требуют показать им на экране живого солдата.
— Покажи! Хотя это и секрет. Пусть заткнутся.
— Некого показывать, вот беда.
Гровс будто уперся в невидимую стену:
— Как это — некого? Солдат не сможет дойти? На носилках его! Петракова приведи. Пусть все объяснит сам.
— Нету их... Такая странная ситуация.
Гровс медленно подступил к Хаббарту, схватил за модно отстроченные лацканы пиджака:
— Я приказываю, слышишь, немедленно обоих привести ко мне! Обоих!
Не такой сильный Гровс, можно вырваться из его рук. Но он — все еще руководитель Центра, он еще имеет право кричать, требовать, трясти... Выдержать надо, чтобы сохранить свои служебные позиции.
— Прошу, господин Гровс, выслушайте меня. С континента приказали... Я все обыскал, пока нигде нет ни профессора, ни солдата. Но их найдут обязательно, я распорядился. На улицах включили освещение...
— Распорядился!.. И ты уже доложил на континент?
— А как же? Приказ такой, вы же знаете законы... Я не смог показать ни солдата, ни профессора. На континенте рассвирепели. Так и заявили: на Талуме нечисто. Связь поставили на аварийный режим, ни на секунду не прекращается... Документы не в порядке, твердят они, солдата и профессора вовсе нет... Такое без вас не могло произойти — так с континента говорят. Подозревают в измене.
— Кого? Меня-а?!
— Извините, господин Гровс, это — большая тайна. Конечно, вас... Вы знаете, я предан вам, как никто на свете. Не имею права выдавать тайну, служба у меня такая... Клянусь в своей верности вам! Они подозревают, что вас завербовал русский профессор. Этим объясняют имитацию документов: вы якобы темните. Да еще отсутствие солдата! Где он? И с профессором неувязка... Его нет, подлинные документы могут быть у него... И вы якобы знаете об этом... Должны знать. Значит, русские овладеют тайной солдата. Они первыми могут теперь уничтожить нас всех, а сами уцелеют...
— Хватит нести ересь! Идем! Сейчас же вызову главного. Встрепенется... Это он заварил кашу на континенте. Я скажу, что он за птица... — Гровс оттолкнул Хаббарта и ринулся к двери: — Стой тут! Запрещаю следовать за мной.
Но Хаббарт уже направился следом.
— Сто-ой!.. — прохрипел Гровс.
Пришлось остановиться. По звукам шагов, по стуку двери Хаббарт понял, что Гровс вошел в комнату связи.
Можно было бы узнать, о чем говорит Гровс с континентом. Надо знать! Подключись своевременно — был бы теперь в курсе дела... Хаббарт стоял у двери из комнаты отдыха с опущенными руками. Он неотрывно смотрел в сторону исчезнувшего Гровса. Ничего страшного не произойдет, если сейчас же оказаться у аппаратуры связи. В конце концов, он, Хаббарт, обязан быть там, прежде всего он отвечает за обеспечение связи с континентом. Это записано в должностной инструкции, так что он вправе находиться сейчас в комнате связи. Но Гровс... Плевал он на инструкцию. С ним работать и жить, а не с инструкцией.
Томительным было ожидание. Хаббарту казалось, что Гровса вообще нет на связи, он ушел куда-то и забыл обо всех и обо всем. Но вот послышалось шарканье старческих ног, появился ссутулившийся Гровс. Напротив Хаббарта он будто споткнулся и пробормотал:
— Будь прокляты эти профессора и солдаты! Ну, где они?! — с угрозой во взгляде поднял он глаза на Хаббарта.
— Не знаю... Пока не знаю... Это мое упущение, каюсь. Но я их найду, я доставлю...
— «Найду»... «Доставлю»... Сейчас надо!
—
