сеточкой морщин, и потемневшей на солнце кожей, с любопытством рассматривал Еву. Наверняка для этих уставших, не обласканных жизнью, с трудом сводящих концы с концами людей она, условно «благополучная» белая женщина – самая настоящая экзотика. Вместо мозолей на руках – аккуратный маникюр, на ногах не стоптанные шлепанцы, а новые кроссовки, и пахнет от нее не по́том, а кокосовым гелем для душа. И вся разница – лишь оттого, что ей повезло родиться в другой точке на карте. Причудливая воля судьбы, помноженная на несправедливость мира.
Навигатор в телефоне показывал, что остается еще десять километров, и с мрачной решимостью Ева пропела про себя на мотив бессмертного хита Васи Обломова: «Еду в Та-на-вааан!» Чтобы хоть немного отвлечься от сюрреализма происходящего, она открыла чат с друзьями. Сообщения посреди филиппинских джунглей подгружались медленно, но Алиса с Димой уже успели завалить вопросами про морских черепах и тигровых акул, пребывая в блаженном неведении относительно настоящей цели ее путешествия. «А фоточки будут?», «Шляпу взяла?», «Мужчины симпатичные есть в твоем отеле?». Ева критическим взглядом обвела публику в автобусе и, иронично улыбаясь, застрочила: «Конечно! Целый этаж австралийских серферов с идеальными телами. Фоточки будут, когда найду нормальный интернет». Через минуту Алиса прислала эмодзи с сердечками и восторженное: «Отдохни там за всех нас!» «Непременно. Даже не сомневайтесь», – написала девушка как раз в тот момент, когда автобус, издав предсмертный хрип, встал посреди дороги, и водитель, смачно матерясь, пошел ковыряться в двигателе.
Спустя полчаса стало понятно, что железная колымага уже не вернется к жизни. Почти все пассажиры многострадального автобуса, с философским спокойствием натянув кепки и шляпы, отправились в сторону Танавана пешком. Было видно, что им не привыкать – и к ломающемуся транспорту, и к палящей жаре, и к километровым походам. Только Ева и пожилая пара с растерянным видом все еще стояли на обочине. Мимо них равнодушно проезжали машины и мопеды разной степени убитости, оставляя после себя облака рыжей пыли. Вдруг громогласная седая женщина решительно вскинула руку и, едва не выбежав на середину дороги, остановила старенькую зеленую Toyota. Слушая, как она о чем-то договаривается с водителем, Ева поняла: этот шанс упускать нельзя. Через минуту девушка уже сидела на заднем сиденье, наблюдая, как четки, висящие возле небольшой иконы Девы Марии, покачиваются в такт гудению мотора.
* * *
Зонтики у безымянного кафе рядом с автовокзалом сиротливо поникли, и безжалостное дневное солнце поджаривало единственного посетителя террасы – пожилого мужчину, который старательно складывал панаму из засаленной газеты, выпущенной, казалось, еще век назад. Внутри тоже было немноголюдно, и три пары глаз выжидающе уставились на Еву, стоило ей ступить в темный, пахнущий маслом и подгоревшим жиром зал. На стене вперемешку с яркими безвкусными пейзажами висели выцветшие фотографии каких-то людей – то ли поваров, то ли завсегдатаев. С кухни, отделенной тонкой занавеской, доносилось бряцание посуды и негромкие перекрикивания работников.
Ноуа она узнала сразу же. Он сидел за столиком в самом углу – невысокий, худенький, с выпирающими ключицами и коленками, похожий на взъерошенного птенца. Темная челка лезла в глаза, а из-под красной кепки, повернутой козырьком назад, смешно торчали оттопыренные уши. Он улыбнулся радостно и смущенно, и на смуглых щеках показались ямочки.
Девушка подошла к нему осторожно, словно боялась спугнуть:
– Привет, я Ева.
– А я Ноуа. Даже не верил, что вы приедете. – Мальчик посмотрел на Еву с такой признательностью, что у той защипало в глазах.
– Я же пообещала, что помогу.
Спустя полчаса, опустошив тарелку наваристого бульона с лапшой, Ноуа начал рассказывать свою историю. Ева слушала не перебивая и лишь иногда задавала вопросы. Солнце за окном медленно опускалось за горизонт…
Ноуа Диас родился в одной из небольших деревушек на островах. Название он произнес три раза, но Ева так и не смогла его разобрать. Обычная для тех мест судьба мальчика из большой и бедной семьи. С восьми лет он уже начал работать: каждый день на самодельном плоту из пенопласта плыл в порт, к кораблям, и помогал разгружать улов, застрявший в огромных сетях. В качестве платы мальчик получал часть рыбы. Вечером он два часа греб на плоту назад, домой, чтобы обменять рыбу на еду и вещи для своей семьи. Так продолжалось лет пять. За эти годы он ни разу не видел настоящих денег: когда заболела сестра, дядя выменял пару килограмм тунца на лекарства от лихорадки, а за оставшиеся антибиотики отец получил стоптанные, но все еще годные ботинки.
Ноуа греб в любую погоду, и боль в спине и плечах стала его верным спутником. Рыбаки в порту – каждый минимум вдвое старше – жалели мальчика, но что они могли поделать? Сами из таких же семей. Главной отдушиной были уроки с Саулом – единственным человеком на всю деревню, умевшим читать и писать. Каждый вечер, каким бы уставшим ни был Ноуа, он шел в учительскую лачугу, где его и еще десяток мальчишек и девчонок ждали книги – потрепанные, слегка скукожившиеся от сырости, но все еще полные фантастических историй. Саул зажигал маленький стеклянный фонарь, больше похожий на керосиновую лампу, и стайка ребят, сбившись в кучку, слушала его рассказы и мечтала о большом, недосягаемом мире.
Еще одной радостью в жизни мальчика были редкие, но тем более ценные посылки от тети Мики, улетевшей в Америку несколько лет назад. Ехать за ними нужно было в соседний поселок, и Ноуа, лопавшийся от гордости, тащил домой тяжеленную коробку, фантазируя, что же лежит внутри на этот раз. Обычно тетя присылала всего понемногу: одежду, обувь, книги, игрушки. Но больше всего он любил открытки, разглядывал их часами, представляя, как где-то далеко, за океаном, Мика живет совсем другую, полную приключений жизнь, так не похожую на его собственную. Именно благодаря тете он выучил «правильный» английский: сперва по детским книжкам с картинками и журналам, потом – по романам о драконах, викингах и волшебных королевствах. Большинство сверстников в деревне, да и взрослые тоже, разговаривали на «таглише» – живой и по-своему обаятельной смеси английского и тагальского. Это было неудивительно: все хотели подражать городским, которые из двух официальных языков все чаще выбирали английский. И Ноуа, к тому времени уже свободно разбиравший тексты американских песен по радио, стал местной диковинкой. Даже старшие мальчишки стали относиться к нему с уважением, когда он перевел свежий трек The Weeknd.
За два дня до тринадцатилетия Ноуа, как он думал, получил неожиданный подарок. Один из рыбаков в порту, Мигель, рассказал, что в Танаване набирают
